— Мне всегда было интересно, каково это — целовать тебя, с тех самых пор, как ты пришел на тот первый ужин в пятницу вечером. Так что поцелуй меня перед уходом, потому что, если с тобой что-нибудь случится, я, по крайней мере, буду знать, — я сглатываю. Ерзая на своем месте. — Я узнаю, каково это — целоваться с Анджело Висконти.
Тишина тяжелая, и длится она несколько мучительных секунд.
Все ещё держа одну руку на руле, он наклоняется вперед. Одурманивает меня более концентрированной версией его запаха. Мое сердце замирает, когда его губы касаются моих, когда его щетина касается моего подбородка.
Но потом он делает паузу.
— Если я поцелую тебя, это будет означать, что я не уверен, смогу ли вернуться к тебе, — он прикусывает мою нижнюю губу, вызывая у меня жалобный стон. — А я чертовски уверен, что вернусь, Сорока.
Он пристально наблюдает за мной, пока я неохотно выхожу из машины. Габ шагает по гравию и останавливается рядом со мной.
Анджело приветствует своего брата с суровым выражением лица.
— Присмотри за моей девочкой вместо меня.
— Да, босс.
Его взгляд перемещается на мой.
— Подойди сюда.
Сглотнув, я делаю шаг к машине и хватаюсь руками за оконную раму. Он проводит рукой по волосам.
— Когда я вернусь, тебе лучше снять это гребаное платье, иначе я разорву его в хлам.
Задыхаясь от яда, сквозившего в его тоне, у меня хватает ума только на то, чтобы глупо кивнуть.
Его голос и выражение лица смягчаются.
— Хорошая девочка.
Мы с Габом стоим плечом к плечу и смотрим, как Aston Martin Анджело исчезает за холмом, унося с собой частичку меня.
Он ерзает рядом со мной.
— Какая жалость.
Я поворачиваюсь.
— Что именно?
— Я с нетерпением ждал твоего звонка. Я всегда терпеть не мог дядю Альберто.
Глава двадцать третья
У меня в бардачке лежит конверт, пистолет засунут за пояс, а под задницей только что зажженный фейерверк.
Это гребаное свадебное платье. Мне хотелось сорвать его с ее тела и запихнуть Большому Алу в глотку, пока он не подавится им. Ее вид в нем кажется достаточной причиной, чтобы начать войну, но, конечно, это было бы мелочно.
Капо не могут быть мелочными. Они также не могут быть импульсивными, вот почему мне потребовалась целая неделя, чтобы привести себя в порядок.
Из меня вырывается пламя, когда я заезжаю через ворота особняка в Бухте. Это будет последний раз, когда они останутся открытыми для меня, это уж точно.
Подъезжая к краю подъездной дорожки, я глушу двигатель и смотрю на дом. Я играл в прятки в его самых темных уголках, проплыл миллион кругов в его бассейне. Люди внутри него — семья, и я собираюсь разорвать эту связь самыми острыми ножницами.
Кто бы мог подумать, что все когда-нибудь будет так? Только не я. Я всегда думал, что если вернусь в Дьявольскую Яму, то объявлю об этом за сигарами и виски, оброню это в непринужденной беседе с ухмылкой и нерешительным пожатием плеч. Все бы аплодировали, поднимали тост за меня. С распростертыми объятиями приветствовали бы возвращение Порочного Висконти.
Но все будет совсем не так. Вместо этого они вот-вот узнают, насколько порочным я могу быть на самом деле.
Выпятив грудь, я иду по гравию и поднимаюсь по ступенькам к дому, перепрыгивая через две за раз. Прямо за порогом бушует буря, гул панической активности. Проходя мимо, Амелия хватает меня за руку.
— Ты видел Аврору? Мы потеряли ее! — наши взгляды встречаются, и она тут же отшатывается, увидев выражение моего лица.
Я вхожу в столовую. Альберто вскакивает на ноги, но не скрывает своего разочарования, когда понимает, что это я. Рядом с ним Тор притворяется безразличным, но то, как подрагивает кадык у него на горле, выдает его. Ублюдок. Я хочу всадить ему гребаную пулю в голову, но, к моему удивлению, гнев, который я испытываю по отношению к нему, быстро проходит. По дороге я понял, почему он сказал Рори, что я уехал из города. Он не хотел выбирать между мной и своим отцом и думал, что Рори просто согласиться на свадьбу, если будет думать, что я не вернусь, и все вернется на круги своя. Но тот факт, что он отдал ей свою машину и сказал об этом мне, как только я появился у дома, означает, что он передумал.
Я все ещё собираюсь надрать ему задницу, но я не собираюсь его убивать.
— Эта глупая маленькая сучка сбежала, — рычит Альберто, разглаживая свой жилет спереди. — Ты хоть понимаешь, как это чертовски унизительно для меня?
Мои пальцы дергаются от желания схватить его за горло. Господи, я не могу поверить, что Рори все это время планировала столкнуть его со скалы Дьявольской Ямы, но я не могу сказать, что виню ее.
— Альберто. Тебе, Тору и Данте нужно встретиться со мной в вашем офисе, — меня встречают непонимающим взглядом. — Сейчас.
Не дожидаясь ответа, потому что я, блять, не задавал ни одного вопроса, я поворачиваюсь и прохожу в фойе и иду в кабинет Альберто. Через несколько секунд входит Альберто, Тор сразу за ним.
Он протягивает руки.
— Какого хрена, малыш? Лучше бы это было важно, потому что прямо сейчас нам нужно разобраться с кучей дерьма.
Я бросаю взгляд через его плечо на Данте, стоящего в дверях. Он замечает меня и замирает, его глаза становятся черными как смоль.
— Я должен был догадаться.
— Догадаться о чем? — Альберто рычит: — Кто-нибудь, введите меня в курс дела, сейчас же!
Дверь снова открывается, и за ней появляется Донателло, а Амелия в панике тянет его за руку.
— Подумай о ребенке! — умоляет она.
Когда дверь снова распахивается, я толкаю ее ногой.
— Донателло, я буду с тобой откровенен. Ты честный парень, у тебя красивая жена и, судя по всему, на подходе ребенок, — Амелия съеживается, защитно положив руку на живот. — Я бы предпочел не пускать пулю тебе в лоб. Сегодня свадьбы не будет, и если ты не будешь мешать, мы останемся в хороших отношениях, — я понижаю голос. — И поверь мне, ты захочешь сохранить со мной хорошие отношения.
Прежде чем он успевает ответить, я захлопываю дверь. Запираю ее. А когда я оборачиваюсь, то обнаруживаю, что смотрю в дуло пистолета Данте.
— Я, блять, так и знал, — шипит он. — Я видел, как ты на нее смотрел. Ты действительно собираешься развязать семейную войну из-за какой-то девки, Анджело?
Позади него Альберто стонет, опускается в свое рабочее кресло и проводит жирной рукой по лицу.
— Ты, должно быть, шутишь, — бормочет он в ладонь. — Анджело, скажи мне, что это неправда.
Мой пристальный взгляд не отрывается от Данте, и мое молчание говорит моему дяде все, что ему нужно знать.
— Gesù Cristo. Ты мой племянник. Скорее как сын. Ты бы никогда не сделал ничего подобного.
— Это всегда те, от кого меньше всего ожидаешь, не так ли? — протягиваю я, обходя пистолет Данте и направляясь к столу. Я кладу ладони на поверхность и возвышаюсь над ним.