— Ну что, великий воздыхатель, кворум в наличии. Какая будет повестка дня?
Хей Бойден, перевозчик и разрушитель домов, повернулся ко мне:
— Есть новости, мистер президент?
— Слушайте, перестаньте уже называть меня президентом! — огрызнулся я. — Моя семейная жизнь никогда не была идеальной, и я не удивлюсь, если окажется, что это дурацкое звание и было той пресловутой ложкой дегтя.
— Кстати, насчет идеальных семей, — вклинился Уилл Баттола, сантехник. — Скажи, пожалуйста, Герб Уайт у тебя не заказывал новые окна в последнее время?
— Откуда ты знаешь?
— А вот догадался, — ответил он. — Мы тут обменялись информацией, и, как выяснилось, Герб сделал по небольшому заказу у всех членов «АВ».
— Совпадение.
— Я бы тоже так думал, — продолжил Уилл, — если бы был хоть один человек, кто не состоит в братстве и при этом получил заказ.
Мы сверили свои данные, подсчитали, и вышло, что Герб собирается вбухать в сарай около шести тысяч долларов. Немалые деньги в его ситуации.
— Ремонт вышел бы ему в два раза дешевле, если бы Герб не намеревался устроить в сарае еще и кухню с туалетом, — сказал Уилл. — Не понимаю. В доме ведь есть и туалет, и кухня... всего в двух шагах.
— Согласно чертежам, которые Герб притащил мне сегодня утром, между сараем и домом вообще не будет никакого прохода. Там будет сплошная стена с полудюймовым слоем штукатурки и изоляцией из минеральной ваты, — встрял Эл Тедлер, плотник.
— Как это сплошная? — удивился я.
— Герб хочет хорошую звукоизоляцию.
— И как его бренное тело собирается перемещаться из дома в сарай?
— Телу придется выйти во двор, футов этак шестьдесят прогуляться по травке и войти в сарай через наружную дверь.
— Не самая приятная прогулка для зимней ночи, — сказал я. — Особенно босиком.
В этот момент в аптеку вошла Шейла Хинкли Уайт.
Вы, наверное, нередко слышите о той или иной женщине, что она «хорошо сохранилась». В большинстве случаев эта дама оказывается тощей особой, которая красится розовой помадой и выглядит так, будто ее выварили в ланолине. Но Шейла действительно хорошо сохранилась. В тот день ей никто не дал бы больше двадцати двух.
— Черт возьми, — выдохнул Эл Тедлер, — если бы мне готовила еду такая женщина, я ни за что бы не стал заводить вторую кухню.
Обычно, когда Шейла заходила куда-нибудь, где сидели несколько членов «АВ», мы пытались как-то привлечь ее внимание, а она в ответ делала брови домиком или подмигивала нам. Без всякой задней мысли.
Но в этот раз мы не издали ни звука, а она даже не взглянула на нас. Она была занята. В руках у Шейлы была здоровенная красная книга размером со шлакобетонный блок. Шейла поставила книгу на полку в библиотечном отделе, расплатилась и вышла.
— Интересно, о чем эта книга, — сказал Хей.
— Красная, — отозвался я. — Наверное, о пожарных машинах.
Этой шутке было уже много лет — она родилась из подписи, которую Шейла сделала под своей фотографией в выпускном альбоме. Мы там писали, чем хотели бы заниматься в своей взрослой жизни. Шейла написала, что она откроет новую планету, или станет первой женщиной в составе Верховного суда, или возглавит компанию, выпускающую пожарные машины.
Конечно, это была шутка, но все, включая и саму Шейлу, понимали: для нее нет недостижимых высот, достаточно только захотеть.
Помнится, на их с Гербом свадьбе я спросил Шейлу:
— И что теперь будет с индустрией пожарных машин?
Она рассмеялась в ответ:
— Придется ей как-то справляться без меня. У меня теперь есть работа в тысячу раз важнее — заботиться о здоровье и счастье мужа и воспитывать наших детей.
— А как насчет должности в Верховном суде?
— Самая почетная для меня должность... и для любой другой женщины... это уютная кухня с детишками, копошащимися у ног.
— Шейла, и ты спокойно позволишь, чтобы кто-то другой открыл ту планету?
— Планеты — лишь камни, мертвые камни. Я хочу открыть своего мужа и через него — самое себя. А кто-то другой пусть занимается камнями.
Когда Шейла ушла, я подошел к книжным полкам и посмотрел, что за книгу она читала. «Женщина: Пустая трата прекрасного пола, или Обманчивые ценности домохозяйства».
Я заглянул в оглавление — книга состояла из пяти частей:
I. 5 000 000 до н.э. — 1865 г.н.э. Принудительное рабство.
II. 1866—1919. Рабство на пьедестале.
III. 1920—1945. Фиктивное равенство — от кисейной барышни до Клепальщицы Рози.
IV. 1946—1963. Добровольное рабство — от подгузников до космических спутников.
V. Взрыв и Утопия.
Рива Оули, продавщица из отдела косметики и по совместительству библиотекарь, спросила, может ли она мне чем-то помочь.
— Конечно, можете, — отозвался я. — Вы мне очень поможете, если выкинете эту дрянь в ближайшую канаву.
— Это очень популярная книга, — сказала она.
— Возможно. Виски и многозарядные карабины тоже были очень популярны у краснокожих. А если хотите, чтобы в вашу аптеку народ валил валом, установите прилавок с гашишем и героином для подростков.
— А вы сами ее читали?
— Мне хватило оглавления.
— Значит, вы хотя бы ее открыли, — вздохнула Рива. — Никто из остальных «Анонимных воздыхателей» даже на это не сподобился за последние десять лет.
— К вашему сведению, я очень много читаю, — возмутился я.
— Я и не знала, что о стеклопакетах пишут так много книг. — Рива была очень неглупой вдовой.
— А вы, оказывается, умеете язвить...
— Такое бывает, когда узнаешь, во что мужчины превратили наш мир, — сказала она.
Выбора у меня не оставалось — я прочел эту книгу.
О, это была та еще книжица! Я одолел ее за полторы недели, и чем больше я читал, тем сильнее мне казалось, что под одеждой у меня колючая власяница.
Как-то ко мне в офис зашел Герб Уайт. Он заметил, что я читаю.
— Просвещаешься? — спросил он.
— Может быть, но уж точно не благодаря этой гадости. Сам-то читал?
— Да уж, имел удовольствие. Ты на чем сейчас остановился?
— Я только что пролистал худшие пять миллионов лет, какие только можно представить. И отдельные мужчины наконец заметили, что жизнь у женщин не самая приятная.
— Теодор Паркер?
— Ага.
Паркер был проповедником в Бостоне во время Гражданской войны.
— Напомни, — попросил Герб.
Я прочел вслух:
— «Возможности женщины не ограничиваются домашним трудом. Заставлять половину человечества тратить свою энергию на обязанности домохозяйки, жены и матери — чудовищно расточительная потеря самого драгоценного материала, который только создавал Господь».
Пока я цитировал преподобного, Герб закрыл глаза. Не открывая их, он произнес:
— Ты представляешь, каким ударом были для меня эти слова — при моей-то жене?
— Мы все уже поняли, что тебя чем-то стукнуло. Но никто пока не догадался, чем конкретно.
— Эта книга валялась у нас дома несколько недель, — начал он. — Ее читала Шейла, я поначалу не обращал внимания. Как-то вечером мы смотрели «Второй канал». Это бостонский научно-популярный телеканал, если ты не в курсе. Там в передаче два каких-то профессора спорили о разных теориях происхождения Солнечной системы. И тут, ни с того ни с сего, Шейла вдруг разрыдалась, сказала, что ее мозги превратились в жижу, и что она уже ничего не знает и не понимает.
Герб открыл глаза.
— Что я мог ей сказать? Как успокоить? Она пошла спать. На столе лежала эта книга. Я открыл ее и попал на ту самую цитату, которую ты сейчас мне прочел.
— Герб, — сказал я. — Это, конечно, не мое дело, но...
— Это твое дело, — перебил он. — Ты же у нас президент «АВ»?
— Не думаю, что существует такая организация.
— Насколько я знаю, «Анонимные воздыхатели» также реальны, как «Ветераны заграничных войн». Как бы тебе самому понравился клуб, который ставит единственной целью следить, чтобы ты хорошо обращался со своей женой?
— Герб, клянусь честью...
Он не дал мне закончить.
— Теперь я понимаю... только теперь, с десятилетним опозданием... что я разрушил жизнь этой прекрасной женщины, что я заставил ее потратить весь ее ум, весь талант... И на что? — Герб пожал плечами. — На уборку дома провинциального бухгалтера, который даже не удосужился окончить школу, который за десять лет, что прошли после свадьбы, ничего не добился и не достиг.