Мой взгляд остановился на странной черной вывеске, где кремовой краской были выведены эти слова.
Недружелюбная на вид трехэтажная бетонная коробка. Типичное офисное здание, совсем не такое, как жилые дома вокруг; только непохоже было, чтобы на втором и третьем этажах располагались еще какие-то магазины или конторы.
Вывеска была возле двери первого этажа и совершенно не бросалась в глаза. Рядом начиналась наружная лестница, ведущая на верхние этажи. Немного в стороне на улицу смотрело большое овальное окно, утопленное в стену. Витрина, что ли? Однако никакой подсветки не было, да и вообще вид был заброшенный – как будто этой витриной никто не пользовался.
Невольно застыв на месте, я снова посмотрел на вывеску и вполголоса прочел надпись:
– Пустые синие глаза в сумраке Ёми… что это значит?
Ниже этой вывески была другая, больше похожая на табличку, – старая некрашеная дощечка. На ней, судя по всему, кисточкой для каллиграфического письма, было выведено:
Что это за заведение?
Магазин антиквариата или что-нибудь в том же духе? Или…
Внезапно мне показалось, что кто-то за мной наблюдает. Я огляделся, однако на улице вообще людей не было, тем более таких, кто на меня бы пялился.
Нависающее над головой небо было темнее обычного. В воображении у меня возникла картина, как этот уголок города под названием Мисаки стремительно погружается в сумрак. Почти боясь чего-то, я подошел к овальному окну.
Внутри было темно, разглядеть ничего не удавалось. Я придвинулся вплотную и чуть ли не вжался носом в стекло.
– Уаа! – вырвалось у меня, и я застыл. Холодное онемение поползло от основания шеи в плечи, потом в руки.
За окном было…
За окном было нечто, невероятно странное и невероятно красивое.
На полу стоял круглый черный стол, накрытый багровой скатертью. На нем виднелась верхняя половина женского тела. Женщина обеими руками приподнимала черную вуаль.
Белая, гладкая кожа, пугающе прекрасные черты лица… это была молодая девушка. Спадающие на грудь черные как смоль волосы. Ярко-зеленые глаза. Ее красное платье, как и туловище, было обрезано в талии.
– Круто…
Потрясающе странная, до ужаса прекрасная – кукла девушки почти в натуральную величину, но только верхняя половина тела, выставленная как украшение.
Что это за место?
Что это за?..
В недоумении я снова кинул взгляд на вывеску у входа.
И тут в кармане куртки что-то завибрировало. Мне звонили по мобильнику.
Что, бабушка уже волнуется?
Уверенный в том, какое имя сейчас увижу, я коротко вздохнул и достал телефон. Однако на ЖК-дисплее отобразился незнакомый номер.
– …Да?
Едва ответив, я тут же услышал женский голос.
– Сакакибара-кун?
Я его узнал – в конце концов, считанные часы назад я слышал этот голос вживую. Это была Мидзуно-сан из городской больницы.
– Я узнала кое-что насчет того, о чем мы с тобой говорили.
– Правда? Быстро вы.
– Меня тут поймала одна семпай, которая знает все и обожает сплетничать, и я сразу же ее спросила. Она сказала, что слышала еще от кого-то, так что за стопроцентную точность информации не ручаюсь. Но проверить бумаги будет трудновато. Выкладывать?
– Конечно.
Моя рука невольно сжала телефон. По телу вновь прошла дрожь.
– Пожалуйста, расскажите.
Даже говоря по телефону, я по-прежнему не мог отвести взгляда от куклы за окном.
– В позапрошлый понедельник действительно умерла одна девочка, – сообщила Мидзуно-сан. – Ученица средней школы.
– А…
– Ей в другой больнице сделали серьезную операцию, потом перевели к нам. Операция прошла очень успешно, девочка поправлялась, но потом ее состояние стало резко ухудшаться. Врачи просто не успели ничего сделать. Она была единственным ребенком в семье, родители были вне себя от горя.
– Как ее звали? – спросил я. Глаза девушки за окном, смотрящие на меня из полумрака, я мысленно связал со словами «пустые синие глаза» на вывеске. – Вы не знаете, как ее звали?
– Ммм… – голос Мидзуно-сан захрипел; уровень сигнала вдруг упал. – Я спрашивала у той же женщины, а она сама была не очень уверена… но все-таки я вытащила из нее имя.
– Ну?
– Девочку звали то ли Мисаки, то ли Масаки – что-то в таком роде.
Глава 4. Май III
1
Я снова очутился в районе Мисаки, возле «Пустых синих глаз в сумраке Ёми», почти через неделю, в пятницу, и теперь – действительно в сумерках.