Блин, он хорошо меня знает.
– Просто ты такой. Стараешься казаться сильным, но на самом деле ты очень чувствительный. Это ты в отца пошел.
– Ты хотел сказать, в маму?
– Ну, может быть, но… – тон отца немного изменился, потом он продолжил: – Что касается этого твоего пневмоторакса, не думай о нем больше, чем нужно. Я не думал, когда был молодым.
– Что?.. Не думал? Я про это от тебя раньше не слышал.
– Я упустил возможность поделиться с тобой полгода назад. Не хотел выслушивать, что это наследственное, и так далее.
– …А это наследственное?
– Мой второй приступ случился через год после первого, но затем рецидивов не было. Так что если оно действительно наследственное, то теперь тебе беспокоиться не о чем.
– Было бы неплохо.
– Это легочная болезнь. Теперь тебе придется бросить курить.
– Я не курю!
– В любом случае – просто скажи себе, что третьего раза не будет, и держи хвост пистолетом! А… ну, правда, все равно не очень перенапрягайся.
– Знаю, знаю. Не буду.
– Отлично. Передавай привет бабушке с дедушкой. В Индии такая жара!
На этом разговор закончился. Протяжно выдохнув, я вышел в дверь, которую открыл раньше, и сел на крыльцо. И тут же Рей-тян, словно поджидавшая этого момента, снова завела ту же песенку.
– Доброе утро, Рей-тян. Доброе утро.
Я лениво глядел по сторонам, не обращая на нее внимания.
Живая изгородь из цветущих красных азалий в утреннем тумане была такой красивой. В саду был небольшой прудик; я слышал, раньше дедушка держал там карпов кои, но сейчас ни одной рыбы видно не было. Похоже, за прудиком толком никто не ухаживал. Вода была мутная, грязно-зеленая.
– Рей-тян. Доброе утро, Рей-тян.
Майна гнула свою линию так настойчиво, что в конце концов достала меня, и я ответил:
– Понял, понял. Доброе утро, Рей-тян. Ты с самого утра бодрее некуда.
– Бодрее. Бодрее, – она (…предположительно) продолжила выдавать свой репертуар человеческих слов. – Бодрее… давай бодрее.
Конечно, все это вовсе не было каким-то грандиозным событием, разговором человека и птицы. Но все равно мне захотелось улыбнуться.
– Угу. Спасибо, – ответил я.
2
Накануне я после ужина беседовал с Рейко-сан.
Она использовала в качестве кабинета и спальни уютный домик на заднем дворе и часто уединялась там, вернувшись с работы, но, конечно, не каждый день. В тот вечер, когда у меня случился пневмоторакс, например, она смотрела телек в гостиной. Однако всей семьей мы собирались за ужином ровно ноль раз.
– Ну что, хочешь узнать про «Семь тайн Северного Ёми»?
Мой первый день в школе (дубль два) должен был начаться завтра, сразу после выходных, и Рейко-сан, конечно, это знала. Думаю, она не забыла обещание, которое дала мне, когда пришла навестить меня в больницу.
– Я ведь уже сказала, что в Северном Ёми всё немного по-другому, да?
– Ага, ты говорила.
Бабушка, закончив прибираться после ужина, сделала нам кофе. Рейко-сан пригубила (у нее был черный) и продолжила:
– Ну что? Хочешь узнать?
Глядя на меня через стол, она слабо улыбнулась. Как всегда, я нервничал, хоть и старался держаться спокойно, однако принял вызов.
– Э… ага. Но, это, вряд ли будет очень прикольно узнать их все разом.
Она сказала, что в Северном Ёми «немного по-другому», но, скорей всего, это просто мелкие отличия в одних и тех же байках. Где-нибудь в школе есть лестница, у которой появляется лишняя ступенька, или пропадает одна, или гипсовые бюсты в кабинете рисования вдруг начинают плакать кровавыми слезами, или еще что-нибудь в том же духе.
– Хотя бы одну или две для начала.
Я подумал, что, если буду их знать, это поможет мне завязать разговор с новыми одноклассниками.
– Ладно, тогда я тебе расскажу ту, которую узнала раньше всего, очень давно. Для начала.
И Рейко-сан рассказала мне «таинственную историю» про сарайчик для животных, расположенный за спортзалом.
Однажды утром кролики и морские свинки, которых там держали, вдруг исчезли. Дверь сарая была сломана, внутри обнаружились громадные пятна крови. Школа связалась с полицией, которая подняла большой шум, но ни исчезнувших животных, ни виновника так и не нашла. Сарайчик вскоре снесли, но на его месте иногда появляются забрызганные кровью кролики и морские свинки (или их призраки?).
– В этой истории есть одна странная деталь, – с серьезным видом продолжила Рейко-сан. – Исследовав кровавые пятна, оставшиеся в сарае, полиция установила, что кровь не принадлежала ни кроликам, ни свинкам. Это была человеческая кровь. Четвертая группа, резус-отрицательная.