Занозой во мне сидели ее слова, что «история Мисаки двадцатишестилетней давности» – это «только пролог». Я, конечно, не сомневался, что это одна из «Семи тайн», но тем не менее. «Есть продолжение». Что бы это могло быть за продолжение, какая страшилка с привидениями?
Кстати говоря, на позапрошлой неделе после урока рисования Тэсигавара вроде бы говорил что-то о «проклятии класса 3-3»?
– Эй, – я старался, чтобы мой голос звучал небрежно. – Ребята, а вы знаете историю о классе три-три, которая была двадцать шесть лет назад?
В следующий миг и Кадзами, и Тэсигавара застыли столбом. Их лица мгновенно побледнели.
– Т-ты что, Сакаки… Ты вроде говорил, что не веришь в такие штуки?
– Где ты… кто тебе рассказал?
После секундного размышления я решил не упоминать Мей.
– Просто случайно услышал.
Кадзами с серьезным лицом продолжил расспрашивать:
– Сколько ты услышал?
– Э? Только пролог, думаю.
Они среагировали куда острее, чем я ожидал, и потому я начал колебаться.
– Вроде двадцать шесть лет назад в классе три-три был ученик, которого все любили, а потом он внезапно умер… как-то так.
– Значит, только про первый год, – пробормотал Кадзами и кинул взгляд на Тэсигавару. Тот в явном замешательстве поджал губы.
– Что тут у вас происходит? Вы трое такие серьезные, – неожиданно раздался голос. Мимо нас проходила Миками-сэнсэй. Рядом шла Юкари Сакураги – наверно, учительница ей какие-то указания давала или еще что-нибудь.
– А. Нуу, это, в общем…
Разговаривать лицом к лицу с Миками-сэнсэй я по-прежнему не привык. Это был полный кошмар. Пока я мекал в поисках ответа, Кадзами шагнул вперед, будто приказывая мне замолчать. Потом театрально понизил голос и сказал Миками-сэнсэй:
– Сакакибара-кун говорит, что он слышал… про первый год.
– Понятно, – Миками-сэнсэй медленно кивнула, потом склонила голову набок. Ее реакция тоже показалась мне какой-то странной. Что до Сакураги, то она, как и Кадзами с Тэсигаварой, не смогла скрыть потрясения.
– Это проблема… – произнесла Миками-сэнсэй, даже не взглянув в мою сторону. Лицо ее стало таким задумчивым, каким я его никогда раньше не видел. Потом она продолжила настолько тихо и невнятно, что мне удалось разобрать лишь отдельные слова:
– …Не уверена. Но… хоть что-то, что сможете… теперь действительно… хорошо? Будем внимательно…
2
– Ба, ты помнишь, что было двадцать шесть лет назад? – первым делом спросил я, вернувшись в этот день домой.
Бабушка и дедушка сидели в плетеных креслах на крыльце и смотрели в сад, мокрый от долгого дождя. От внезапного вопроса внука бабушка заморгала, даже не успев договорить «С возвращением».
– Э? Это давно. Двадцать шесть лет назад, говоришь?
– Ага. Маме тогда было примерно столько же лет, как мне сейчас. Думаю, она училась в Северном Ёми в третьем классе.
– Когда Рицко была в третьем классе средней школы… – бабушка положила руку на щеку и облокотилась о ручку кресла. – А, да. Ее классный руководитель был таким красивым молодым человеком… Он преподавал обществоведение и вел драмкружок или еще что-то в этом роде. И он так любил свою работу. Мне кажется, ученики его очень уважали.
Она медленно нанизывала слово на слово, прищурив глаза, будто глядя куда-то вдаль. Дедушка рядом с ней механически кивал.
– А в каком из третьих классов мама училась?
– В каком? Хмм.
Бабушка искоса взглянула на дедушку, голова которого мерно поднималась-опускалась, и тихо вздохнула.
– В третьем классе, дай-ка вспомню, она была то ли во второй параллели, то ли в третьей… Да, думаю, в третьей.
Не может быть… у меня просто язык отнялся; какое-то странное чувство возникло. Это не было согласие. И не удивление, и вовсе не страх. Я как будто обнаружил громадную черную яму – дна не видать – ровно там, куда собирался шагнуть.
– Класс три-три? Ты точно уверена?
– Ну вот, теперь уже не совсем уверена.
Дедушка продолжал кивать в такт бабушкиным словам.
– А у тебя остался ее школьный фотоальбом?
– Не думаю, что он тут, у нас. Если он где-то и есть, то, скорее всего, в доме твоего папы. Когда она вышла замуж, то кажется, взяла с собой все свои вещи.
– А.
Интересно, остались ли они у отца дома? Во всяком случае, мне он никогда ничего такого не показывал.
– Скажи, ба, – продолжил я расспросы. – Двадцать шесть лет назад, когда мама училась в три-три, у нее в классе умер кто-нибудь в аварии или еще из-за чего-нибудь?
– Авария? С кем-то из ее класса?..
Бабушка вновь посмотрела на дедушку, потом ее взгляд ушел куда-то в сад. Наконец она медленно вздохнула.
– После того как ты спросил, я что-то такое припоминаю, – задумчиво произнесла она, будто обращаясь к самой себе. – Но что это была за авария, не помню. Хороший был ребенок. Когда это случилось, это было просто ужасно…
– А как звали того ученика? – спросил я агрессивнее, чем хотелось бы. – Мисаки?
– …Я не знаю.
Бабушка опять обеспокоенно уставилась в сторону сада.
– Мисаки. Мисаки, – скрипуче пробормотал дедушка.
– Доброе утро. Доброе утро, – внезапно заорала своим пронзительным голосом майна Рей-тян, до сих пор сидевшая тихо; я вздрогнул. – Доброе утро, Рей-тян. Доброе утро.
– Думаю, Рейко должна помнить гораздо лучше, чем я, – сказала бабушка.
– Но ведь Рейко-сан тогда было всего три-четыре года?
Видимо, столько, исходя из разницы в возрасте между сестрами. Лицо бабушки вдруг обрело уверенное выражение, и она энергично кивнула.
– Да, да. Рицко сдавала вступительные экзамены в старшую школу. А я приглядывала за Рейко. Трудный был год! Дед все работал-работал, нам совсем не помогал, – бабушка пристально уставилась на дедушку. – Правильно?
Губы старика шевелились, как горловина мешочка, перетянутая шнурком; он бормотал что-то невнятное.
– Почему? Почему? – проорала Рей-тян. – Почему? Рей-тян, почему?
3
Рейко-сан вернулась домой поздно. Поужинала она где-то в городе, и, судя по всему, этот ужин включал в себя изрядное количество спиртного. Я почувствовал запах, и глаза ее были слегка налитые.
– Уверен, что экзамены на следующей неделе на отлично сдашь?
Рухнув на диван в гостиной, она, похоже, лишь после этого заметила, что я тоже в комнате, и бросила этот неожиданный вопрос. Речь ее звучала не очень разборчиво. Рейко-сан была еще далека от состояния «пьяной», но даже такой я ее видел впервые.
– Да нет, – хоть вопрос меня и озадачил, все же я ответил честно. – Но я готовлюсь, сколько нужно.
– А, ну тогда прости.
Она негромко фыркнула, потом осушила стакан холодной воды, который подала бабушка. Я смотрел на нее, и вдруг –
Я представил себе, как моя умершая мама когда-то давно тоже так вот пила спиртное и пьянела. От этой мысли мое сердце содрогнулось, грудь сжало.
– Ааа, как я сегодня умаялась.
Рейко-сан, сидя на диване, изо всех сил потянулась. Потом повернулась ко мне и посмотрела почти с завистью.
– Тяжело быть взрослой. Столько людей, все от тебя чего-то хотят, вяжут по рукам и ногам. И…
– Как ты себя чувствуешь, Рейко? – обеспокоенно спросила бабушка, подойдя к ней. – Нечасто ты так-то…
– На сегодня я все. В постельку. Душ приму завтра утром. Спокойной ночи.
Рейко-сан неуверенно поднялась на ноги, но тут я, набравшись смелости, наконец спросил сам. Я просто должен был узнать, что произошло двадцать шесть лет назад, и как можно скорее.
– …Ты знаешь ту историю, Рейко-сан? О том, что было двадцать шесть лет назад?