Я взглянул на панель и увидел, что горит кнопка «B2». Нажав кнопку своего этажа, я неожиданно для самого себя обратился к девушке с повязкой.
– Прошу прощения, ты учишься в «Северном Ёми»?
Девушка ничего не ответила, лишь еле заметно кивнула. Никакой другой реакции проявлять она явно не собиралась.
– Ты едешь на второй подвальный этаж? У тебя там какое-то дело?
– Да.
– Но там же –
– Мне надо туда кое-что отнести.
Ее голос звучал холодно и безжизненно, будто из него откачали все эмоции.
– Меня там ждут. Моя бедная вторая половинка.
Пока я стоял как вкопанный под влиянием этих загадочных слов, лифт остановился и двери открылись.
Девушка с повязкой на глазу молча скользнула мимо меня и вышла в коридор; ее ноги шагали совершенно беззвучно. Что-то мертвенно бледное выглядывало из-за ее рук, крепко прижатых к груди. Мои глаза прилипли к этому чему-то. Что-то белое, крохотная кукольная рука…
– Эй! – позвал я, придержав двери лифта и высунувшись из него по плечи. – Тебя как зовут?
Девушка, единственный человек в этом полутемном коридоре, среагировала на мой голос, остановившись. Но не обернулась.
– Мей, – коротко ответила она. – Мей… Мисаки.
И снова двинулась прочь, будто скользя по линолеуму. Я смотрел ей в спину, не дыша, ощущая какую-то беспомощность и в то же время предчувствие, для описания которого не мог найти слов.
Второй подвальный этаж больничного стационара.
Здесь не то что больничных палат – не было даже процедурных кабинетов и комнат для персонала. Это я как-то автоматически узнал, пока лежал. Здесь был только склад, аппаратная и – в этом я был уверен – морг…
…Так или иначе.
Это была моя первая встреча со странной девушкой по имени Мей. Позже я узнал, что «Мисаки» пишется с помощью кандзи, означающих «видеть мыс», а кандзи «Мей» означает «звук», но к тому времени апрель уже кончился и начался май.
Глава 2. Май I
1
– Рей-тян. Доброе утро.
Должен признать, звучало сперва миленько; однако чем больше я слушал этот пронзительный голос, тем неуютнее от него становилось. Не знаю, о чем эта тварь думала, но когда тебя в такую рань так энергично будят – это реальный геморрой.
– Рей-тян. Доброе утро, Рей-тян.
Рей-тян – это твое имя вообще-то. …Но, разумеется, мое раздраженное бурчание никакого эффекта не произвело. Потому что его адресатом был не человек, а птица.
Майна, которую держали бабушка с дедушкой.
Бабушка сказала, что, судя по маленькому размеру, это, предположительно, самка. Звали птицу Рей-тян, и ей было – тут идет еще одно «предположительно» – года два. Позапрошлой осенью бабушка с дедушкой ее просто так вдруг взяли и купили в зоомагазине.
Квадратная клетка, в которой она (…предположительно) жила, стояла на краю крыльца, обращенного в сад. По-видимому, это была особая клетка для майн, сооруженная из толстых бамбуковых прутьев.
– Доброе утро, Рей-тян. Доброе утро…
6 мая, среда, утро.
Я проснулся просто ужасно рано – в шестом часу.
За десять дней, проведенных в больнице, в меня хорошо въелся режим «рано ложиться, рано вставать», но все равно, не в пять же утра. Накануне я лег за полночь, а для пятнадцатилетнего подростка, пытающегося быть здоровым, недосып – это просто ужасно.
«Еще часок покемарю», – с этой мыслью я снова закрыл глаза. Сомневаясь, впрочем, что мне удастся заснуть. В итоге через пять минут я сдался, выбрался из постели и прямо в пижаме отправился в ванную.
– О, Коити-тян, как ты рано сегодня!
Бабушка вышла из своей комнаты, когда я умылся и почистил зубы. Она оглядела меня с головы до ног и с немного встревоженным видом спросила:
– Ты себя хорошо чувствуешь?
– Отлично. Просто рано проснулся, только и всего.
– Ну хорошо тогда. Ты только не перенапрягайся.
– Ну я же говорю, все отлично.
Я небрежно улыбнулся и постучал себя по груди. И –
Это случилось, как только я вернулся в свою спальню (она же мой кабинет) на втором этаже, раздумывая, как бы убить время до завтрака. Мой мобильник, который я оставил на столе заряжаться, вдруг зазвонил.
Кто это? В такую рань…
Мое недоумение длилось лишь миг. Столь гнусное время для того, чтобы позвонить мне, способен выбрать лишь один человек.
– Эй, привет. Как жизнь?
Едва взяв телефон, я услышал жизнерадостный голос, принадлежащий, как я и ожидал, отцу.
– Тут, в Индии, два часа ночи. И жара страшная.
– Что случилось?
– Да ничего не случилось. Ты ведь сегодня в первый раз идешь в школу? Вот, решил позвонить, тебя подбодрить. Скажи спасибо.
– А, ага.
– Как у тебя дела в смысле самочувствия? Ты достаточно отдыхаешь после выписки? Ведь…
Посреди фразы его голос вдруг захрипел и стал совершенно неразборчивым. Я кинул взгляд на ЖК-дисплей – индикатор уровня сигнала показывал одну полоску. И даже она то гасла, то появлялась.
– …Ты слушаешь, Коити?
– Погоди. У меня тут плохой сигнал.
Еще отвечая, я вышел из комнаты, потом принялся бродить по дому в поисках места, где сигнал был бы получше… и нашел в итоге у выхода на крыльцо, где стояла клетка майны Рей-тян.
– В смысле самочувствия все отлично. Можешь не волноваться, – ответил я на предыдущий вопрос и открыл стеклянную дверь, ведущую на крыльцо. Я еще в день выписки позвонил отцу и рассказал, что со мной случилось и как меня лечили.
– Да, а почему ты звонишь в такую рань? Здесь всего полшестого.
– Ты же наверняка нервничаешь перед первым походом в новую школу. И вдобавок еще не до конца отошел от болезни. Поэтому ты рано встал – угадал?
Блин, он хорошо меня знает.
– Просто ты такой. Стараешься казаться сильным, но на самом деле ты очень чувствительный. Это ты в отца пошел.
– Ты хотел сказать, в маму?
– Ну, может быть, но… – тон отца немного изменился, потом он продолжил: – Что касается этого твоего пневмоторакса, не думай о нем больше, чем нужно. Я не думал, когда был молодым.
– Что?.. Не думал? Я про это от тебя раньше не слышал.
– Я упустил возможность поделиться с тобой полгода назад. Не хотел выслушивать, что это наследственное, и так далее.
– …А это наследственное?
– Мой второй приступ случился через год после первого, но затем рецидивов не было. Так что если оно действительно наследственное, то теперь тебе беспокоиться не о чем.
– Было бы неплохо.
– Это легочная болезнь. Теперь тебе придется бросить курить.
– Я не курю!
– В любом случае – просто скажи себе, что третьего раза не будет, и держи хвост пистолетом! А… ну, правда, все равно не очень перенапрягайся.
– Знаю, знаю. Не буду.
– Отлично. Передавай привет бабушке с дедушкой. В Индии такая жара!
На этом разговор закончился. Протяжно выдохнув, я вышел в дверь, которую открыл раньше, и сел на крыльцо. И тут же Рей-тян, словно поджидавшая этого момента, снова завела ту же песенку.
– Доброе утро, Рей-тян. Доброе утро.
Я лениво глядел по сторонам, не обращая на нее внимания.
Живая изгородь из цветущих красных азалий в утреннем тумане была такой красивой. В саду был небольшой прудик; я слышал, раньше дедушка держал там карпов кои, но сейчас ни одной рыбы видно не было. Похоже, за прудиком толком никто не ухаживал. Вода была мутная, грязно-зеленая.
– Рей-тян. Доброе утро, Рей-тян.
Майна гнула свою линию так настойчиво, что в конце концов достала меня, и я ответил:
– Понял, понял. Доброе утро, Рей-тян. Ты с самого утра бодрее некуда.
– Бодрее. Бодрее, – она (…предположительно) продолжила выдавать свой репертуар человеческих слов. – Бодрее… давай бодрее.
Конечно, все это вовсе не было каким-то грандиозным событием, разговором человека и птицы. Но все равно мне захотелось улыбнуться.