– А рисовальный кружок? – задал я вопрос, неожиданно пришедший мне в голову. – Что сейчас с кружком, ведь его только в апреле открыли заново?
«После смерти Миками-сэнсэй учитель, который курировал кружок вместе с ней, действительно перевелся на следующий год. А новый учитель рисования сказал, что не хочет вести кружок, и его приостановили. А теперь говорят, что этой весной тот учитель согласился».
– Ясно.
Главное о Рейко-сан я понял, еще когда бабушка примчалась в больницу. Она ни разу не поинтересовалась безопасностью дочери, поехавшей с нами, а лишь терла глаза и повторяла: «Ах, если бы Рейко была жива».
Еще бабушка сказала: «Ты же знаешь, какая она была, Коити-тян. Ты для нее был все равно что родной сын. Она даже говорила, что, если бы Ёске-сан оказался плохим отцом, она бы тебя отобрала у него и сама вырастила. Хотя она тебя очень редко видела, когда ты был маленьким».
Интересно, как сейчас выглядит задний домик, где жила Рейко-сан.
В течение коротких четырех месяцев она продолжала жить в этом городе, в этом доме – «мертвец, обретший плоть». Какие-то следы этого должны же… хотя нет, все должно было исчезнуть. Или обрести какую-то другую суть, другое значение.
«Обон уже кончается, но, когда ты выпишешься, не хочешь навестить могилу Рейко? – предложила бабушка, и мне с огромным трудом удалось не отвести глаз. – Уверена, она будет счастлива, если ты придешь вместе со мной».
…
…
Я решил, что вполне нормально будет, если я расскажу Мотидзуки, Тэсигаваре и Тибики-сану о том, что на самом деле было. Хотя у меня такое ощущение, что – Тибики-сан ладно, а для остальных, как ни старайся, все это останется чем-то нереальным.
Не знаю, пытался ли Мотидзуки проявить тактичность или еще что, но он ушел домой первым, оставив нас с Мей наедине. Уже уходя, он вдруг пробормотал: «Ах, да», – и достал что-то из сумки.
– Я хотел вот это тебе дать. Мисаки-сан, тебе я тоже сделаю.
Мотидзуки протянул мне «фото на память», которое мы сделали вечером 8 августа перед воротами «Мемориала Сакитани».
– Скажи, Мисаки – когда ты узнала? – дождавшись, когда Мотидзуки уйдет, я задал Мей вопрос, который меня интересовал все время, что я тут валялся. – Ну, что Миками-сэнсэй… Рейко-сан и есть «лишний»? Когда ты?..
– Когда? – Мей театральным жестом приложила руку ко лбу. – …Не помню.
– Почему ты мне не сказала? – спросил я, серьезно глядя на нее.
– Я считала, что, даже если скажу, лучше от этого никому не будет. Пока не услышала ту кассету… Кроме того… – рука Мей перекочевала со лба на повязку поверх левого глаза. – Я просто не могла тебе рассказать. Как я могла? Миками-сэнсэй была так похожа на твою маму, которая давно умерла. Когда я увидела школьный альбом и те фотографии, которые ты мне дома показал… я подумала: это же просто одно лицо. Ты очень любил ее, правда? Миками-сэнсэй… Рейко-сан.
– Угу… но…
– Что «но»?.. Ты нашел кассету, и я узнала, что «катастрофы» можно остановить, и… вот почему.
«Вот почему»… Да, ей пришлось чертовски тяжело.
Если вернуть «мертвого» в мир мертвых, «катастрофы» прекратятся. Кто же он? Она уже знала, кто. И что она должна была сделать? Что ей нужно было сделать?
Чтобы укрепить свою решимость, она захотела сама прослушать кассету Кацуми Мацунаги, лично услышать его слова. А еще до этого она собственными глазами посмотрела на групповое фото класса 3-3 двадцатишестилетней давности и удостоверилась, что Мисаки Ёмияма обладает «цветом смерти». Так она в одиночку все выяснила и попыталась в одиночку со всем покончить…
– Когда я тебе отсюда звонил, – я решил слегка сменить тему, – я сперва набирал твой мобильный, но не мог дозвониться.
– Да. После той поездки я его выбросила в реку, – будничным тоном ответила Мей. – Кирике… матери потом сказала, что он потерялся при пожаре.
– Почему ты его выкинула?
– Потому что… да, я согласна, он удобный, но все равно это ужасная машинка. Быть связанной с другими все время – это совершенно лишнее.
С этими словами она чуть заметно улыбнулась – и при виде ее лица мне живо вспомнилась наша с ней первая встреча в конце апреля в больничном лифте.
– Хотя, наверное, она скоро заставит меня завести новый.
– Когда заведешь, можно я буду тебе звонить иногда?
– Только иногда, – и Мей снова едва заметно улыбнулась.