Перевод с английского языка – Ushwood
Бета-редактирование – Malesloth
Любое коммерческое использование данного текста или его фрагментов запрещено
Глава 10. Июнь V
1
Со следующего дня началась моя странная жизнь в Северном Ёми.
Сперва, конечно, это было очень неприятно. Я знал ответ на вопрос «Как они могут?», но все равно не находил себе места от беспокойства и возмущения. Умом я все понимал, однако эмоционально принять не мог.
Все до единого одноклассники и учителя держались так, будто мы с Мей не существовали. В ответ мы с Мей вели себя так, будто не существовали все остальные. Что за извращенная, противоестественная ситуация.
Однако в какой бы извращенной и противоестественной ситуации ни оказался человек, рано или поздно он привыкает. Поскольку правила игры были предельно ясны, мое положение, можно даже сказать, было на пару уровней лучше, чем та гадость в предыдущей школе. По мере того как один день сменял другой, я начинал находить, что все не так уж плохо, и иногда мне казалось даже, что плюсы перевешивают минусы.
«Не так уж плохо»… В смысле, по сравнению с непонятной ситуацией, когда вопросы «что?» и «почему?» оставались совершенно непонятными, сейчас было намного лучше. И в другом отношении я тоже мог сказать, что да, сейчас намного лучше.
Наша с Мей Мисаки изоляция посреди целого класса.
Это эквивалентно нашей полной свободе посреди целого класса.
«А вот если…» – время от времени я позволял себе увлечься детскими мечтами.
Как бы мы с Мей ни повели себя в кабинете класса 3-3, о чем бы ни заговорили – никто бы нам и слова не сказал. Всем пришлось бы притвориться, что они ничего не видели и не слышали.
Даже если бы Мей выкрасила волосы в какой-нибудь безумный цвет. Даже если бы я вдруг принялся петь посреди урока или сделал стойку на руках прямо на парте. Даже если бы мы начали вслух обсуждать план ограбления банка. Все равно они, думаю, делали бы вид, что не видят и не слышат нас. Даже если бы мы принялись обниматься посреди кабинета, как влюбленная парочка.
Стоп, Коити.
Тормозни со своими свихнутыми фантазиями, сейчас не та ситуация. Понял, пацан?
…Как бы там ни было.
В каком-то смысле я пребывал во внешне невероятно мирной, тихой среде, абсолютно невозможной в условиях нормальной школьной жизни.
Под этим углом я и рассматривал свое положение.
Но, конечно, под спокойной поверхностью все равно таились напряжение и настороженность, тревога и страх; цепкий ужас от постоянного ожидания, продолжится «катастрофа» этого года или нет.
Так прошло больше недели с начала этой новой фазы нашей жизни. Позади осталась половина июня, новых происшествий не было.
Думаю, количество прогулов Мей (когда она оставалась дома) заметно сократилось.
С другой стороны, у меня оно выросло. Тут никаких сомнений.
Но, хотя при обычных обстоятельствах это непременно встревожило бы классного руководителя Кубодеру-сэнсэя, он меня совершенно не ругал. И бабушку с дедушкой, моих опекунов, он проинформировать никак не мог. По словам Мей, когда речь идет об учениках, которых «нет», в родительских собраниях, посвященных вопросам выбора старшей школы и всяким прочим, участвуют другие учителя, не классный.
Миками-сэнсэй, помощница классного, время от времени выдавала своим поведением, что ей очень тяжело. Я бы соврал, если бы сказал, что меня это не волновало. Но… показать это ей я тоже не мог. Действительно не мог.
С учебой у меня все было нормально. Мою посещаемость учителя, скорей всего, подправят, и если только я проскочу экзамены, то в чем проблема? Если не случится чего-то чрезвычайного, то благодаря связям отца я поступлю в старшую школу совершенно спокойно, так что…
Собственно, кроме этих вызывающих рассуждений, мне ничего другого и не оставалось. И само собой думалось: ничего плохого в этом нет, ведь так?
2
В дни, когда не было дождя, мы с Мей, двое «несуществующих», частенько поднимались на крышу корпуса С. Иногда там и обедали вдвоем.
Сегодня я, как обычно, взял с собой бабушкино бэнто. Мей клевала какую-то булочку и запивала чаем из банки.
– Кирика-сан тебе бэнто не делает?
– Делает иногда. Когда она в настроении, – в голосе Мей звучало безразличие. Никакой досады или жалости к себе. – Может, один или два раза в месяц. Но, честно говоря, получается у нее ужасно.
– А сама себе ты готовишь?
– Неа, – с таким же безразличием покачала головой она. – Могу разогревать готовое, это максимум. Так ведь все делают?
– Вообще-то я хорошо готовлю.
– Эээ?
– Я был в кулинарном кружке в старой школе.
– …Это необычно.
Не совсем то, что я хотел бы услышать от Мей.
– Может, как-нибудь и мне что-нибудь приготовишь?
– Э… аа, не вопрос. Как-нибудь, – ответил я после секунды смущенной нерешительности. Когда настанет это «как-нибудь»? Эта мысль не успела толком во мне сформироваться, когда я спросил о другом: – Кстати, а ты была в рисовальном кружке, да?
– В первом классе, да. Я и с Мотидзуки-куном тогда познакомилась.
– А сейчас?
– В смысле?
– Сейчас ты в этот кружок ходишь?
– Когда я была во втором классе, кружок распустили. Точнее, вроде они приостановили его деятельность.
– Но в этом году он в апреле снова заработал?
– Да, и тогда я там пару раз показалась. Но с мая прекратила.
Ну ясно – она не могла больше туда ходить, потому что ее «не было».
– А когда ты была в первом классе, куратором тоже была Миками-сэнсэй?
Повисла пауза. Мей посмотрела мне в лицо, потом наконец ответила:
– Миками-сэнсэй тоже. Главным куратором был другой учитель рисования. Но во втором классе он перевелся в другую школу, так что…
И тогда кружок прикрыли, пока Миками-сэнсэй не решилась курировать его единолично, да? Понятно.
– Кстати. Когда мы тут в первый раз встретились, ты тоже рисовала, помнишь? У тебя был с собой альбом.
– Да?
– И с тем же альбомом я тебя потом видел в дополнительной библиотеке. Ты уже закончила то, что тогда рисовала?
– …В общих чертах.
Она тогда рисовала красивую девочку с шарнирными суставами. Мне вспомнились слова Мей: «В самом конце я собираюсь дать этой девочке большие крылья».
– Ты уже пририсовала там крылья?
– …Да, – Мей опустила взгляд, в котором затаилась грусть. – Я тебе ее как-нибудь покажу.
– А, ага.
Как-нибудь… да? Интересно, когда?
Мы пробирались через такие вот совершено тривиальные беседы, и у меня было такое чувство, будто мы провели уйму времени, говоря обо мне, хотя не скажу, что Мей задавала очень уж много вопросов. Я рассказывал про отца в Индии. Про покойную маму. Про мою жизнь до переезда в Йомияму и про мою жизнь после переезда. Про бабушку с дедушкой. Про Рейко-сан. Про разрыв легкого и госпитализацию. Про Мидзуно-сан…
Но Мей при этом совершенно не стремилась рассказывать что-либо о себе, если только я специально не спрашивал. И даже если спрашивал, она, как правило, обходила вопрос либо просто отказывалась отвечать.
– А хобби у тебя какое? Рисование?
Я даже такие вот формальные вопросы пытался задавать.
– Вообще-то мне больше нравится рассматривать картины, чем рисовать.
– О, правда?
– Даже если это всего лишь альбомы с репродукциями. У нас дома их очень много.
– А ты на выставке картин была когда-нибудь?
– В провинциальных городках вроде нашего – без шансов.
Потом она сказала, что предпочитает старую западную живопись, до импрессионизма. И что картины вроде тех, что пишет ее мать, Кирика-сан, ей безразличны.
– А куклы? – неожиданно для самого себя спросил я. – Что ты думаешь о куклах Кирики-сан? Они тебе тоже не нравятся?