— Мелкая, ты же еще ребенок, — пытался воззвать к голосу разума Третий.
Он всего на секунду отстранился от нее, чтоб дать возможность выбора. Кажется, инициатором последнего поцелуя был он. И когда только успел? А руки, эти руки, как они оказались на ее талии и спине? Как она оказалась у него на коленях? Третий не хотел знать, встретившись взглядом с блестящими глазами Пятой.
— Я не ребенок, — упрямо заявила девчонка, поерзав бедрами, отчего он нервно сглотнул. — А это ведь не пистолет? — залившись краской, спросила она, опровергая недавнее заявление.
Если кто-то скажет Третьему, что он должен был остановиться — он разобьет тому нос. И сломает руку. И ногу. И вообще, лучше не говорить Третьему подобных глупостей. Тем более, если это будет касаться Пятой. Потому что она сделала свой выбор, а он сделал свой. Возможно, потом, он об этом пожалеет. Но это будет потом, которое может и не настать. К чему думать о том, что может и не настать, беспокоиться? Тем более, если каждый день может стать последним. Тем более что он едва не потерял это мелкую выскочку с синими патлами.
Если Третьему кто-нибудь скажет, что он пытается усидеть на двух стульях сразу — он выпустить дробь в зад сказавшему это и скажет, что тот теперь и вовсе сидеть не сможет. А может еще и отстрелит что-нибудь. Так, для профилактики. Если ему скажут, что он поступает по-свински, он выбросит того в открытый космос без скафандра. Потому что никто не имеет права судить Третьего. Тем более, если это касается Пятой. Потому что это их выбор и их личное дело.
Если Вторая или Шестой захотят его избить — он вытерпит избиения, потому что поступил бы на их месте также. Если Пятая скажет, что это было ошибкой, он ничего не скажет в ответ, будет вести себя так, словно ничего и не было. Ну, а если не скажет, если это не ошибка — он даст ей все, что в его силах, и немного больше. Потому что если его губы у нее на шее будут вызывать у нее грудной смех, пока в ее взгляде, обращенном на него, читается нежность, он будет рядом. Сколько бы это ни продлилось и чем бы ни обернулось для всего экипажа.
Но все эти «если» могут быть или не быть там, потом, которое может не настать. Сейчас же есть только сейчас, состоящее из прикосновений, движений, вдохов, из ее больших серых глаз, лучащихся счастьем и жизнью. И у самого душа возвышается куда-то прочь, вне пространства и времени. И хочется ласкать, прижимать молодое невинное тело, впиваясь губами. Ощущать ее тесноту и тугость, пробовать на вкус и наблюдать за тем, как она, словно маленький первооткрыватель, исследует и пробует сама, немного боязливо и как бы спрашивая поглядывает исподлобья на него. Хочется учить ее и учиться у нее. А взрываться мириадами осколков, уноситься к звездам, ощущая ее где-то близко-близко, следующую тем же маршрутом того же полета.
Пятая уже дремала, положив голову на грудь Третьего и приобняв его. А он сам не мог заснуть. Давно не было такого приливы эмоций. И сейчас надо было с этим что-то делать. Подловив себя на том, что медленно перебирает ее волосы и осторожно касается губами лба, Третий всерьез задумался, не влюбился ли он. Он? В Пятую? Да нет, бред. Вот только категорическое нежелание уходить твердило об обратном. И это не был просто секс. Но и осознание этого тоже как-то не свалилось тяжким грузом вопреки ожиданиям. Это было как минимум странно. Но впервые за время после событий в системе Айо мысли покинули голову, оставив после себя блаженную пустоту, убаюкивающую в своей ненавязчивости.
— Пятая?
Дверь каюты отворилась, и на пороге возник Шестой. Судя по его выражению лица, сначала он ничего не понял, а потом глаза удивленно расширились, а ноздри раздулись.
— Какого черта, Третий?!
— Шшшш… Она только уснула! — зашипел Третий, инстинктивно прижимая к себе девчонку.
— Ты что с ней сделал? — сжимая и разжимая кулаки, спросил Шестой, едва сдерживаясь, чтоб не закричать.
— Это называется секс, святая ты невинность. Когда два человека друг другу нравятся, у них случается секс, — с сарказмом прошептал Третий.
— Она еще…
— Цыц! — перебил Третий срывающегося на крик Шестого.
— Она еще ребенок, — гневно прошипел тот.
— Знаю…
— Тогда как ты мог?
— Ребенок вырос, — пожал свободным плечом Третий и провел рукой по волосам Пятой. — И может сама делать выбор.
— Ты ее любишь? — это было скорее утверждение, смешанное с удивлением.
— Люблю, — немного помолчав, все же сказал Третий, легонько коснувшись губами лба девчонки.
— Учти, если ты ее обидишь…
— Если я ее обижу, тогда ты будешь первым, перед кем я за это отвечу, идет?
— Идет, — кивнул Шестой.
========== Эпилог ==========
Вторая и Андроид спокойно восприняли известие об отношениях Пятой и Третьего. С Шестым было сложнее, но когда Пятая поговорила с ним, он вроде как смирился. По крайней мере, не метал молнии в сторону Третьего, когда они с Пятой обменивались взглядами. В прочем, их поведение на глазах у остального экипажа едва ли изменилось. Разве что теперь они могли в обнимку появиться на мостике или в столовой. Ну и уходили вместе.
— Давай пока не будем съезжаться в одну каюту, я еще не готова к таким серьезным отношениям? — однажды на полном серьезе заявила Пятая, чем изрядно развеселила Третьего. — Что? Что такого смешного я сказала?
Он не ответил, закинул ее на плечо и бросил на кровать. Пятая попыталась уползти от наступающего с коварной улыбкой мужчины, но он схватил ее за ноги и подтянул к себе, навалившись сверху и целуя в шею. Девчонка залилась смехом. И Третий готов был душу продать за этот смех. Ровно, как и за шелковистость ее кожи под губами и руками.
А еще он обожал наблюдать за тем, как она сосредоточенно работает. Или как продумывает план. Закусив губу и прикрыв глаза, почесывая затылок, а потом, широко распахнув глаза, погружалась в работу. Иногда она брала в зубы какой-нибудь маленький предмет и методично его покусывала, а потом выплевывала и осуществляла свои планы.
Он с ума сходил, когда они тренировались в спортзале в рукопашном бою. И Пятая обижалась, когда он, залюбовавшись, пропускал удар и давал себя победить. Она говорила, что он поддается, и не верила ни единому оправданию. А Третий лишь разводил руки в стороны и отвешивал шутливый поклон. И тогда Пятая с криком запрыгивала к нему на спину и валила на маты.
Третий с упоением наблюдал, как Пятая просыпается — сначала поморщившись, потом нехотя раскрыв глаза и потянувшись. Правда, первое время она сразу же заметив приподнявшегося на локте Третьего и наблюдавшего за ней, тут же пряталась под одеяло так, что лишь глаза торчали. Но пару раз сорвав с нее одеяло, он отучил девчонку стесняться его. А через две недели они уже могли вместе принимать душ.
А Пятой безумно нравилось, когда он приносил кофе в постель. Правда, если сразу же не встать и не принять чашку, она могла оказаться пролитой на лицо и подушку. Но таков уж Третий. И это забавляло Пятую.
Андроид быстро привыкла к подобному. Вторая не вмешивалась, а Шестой терпеливо выжидал.
И лишь Маро ничего не понял, когда связался с «Разой» по поводу новой миссии, почему Третий обнимает Пятую и теребит ее за макушку, а она прижимается к мужчине и тихонько хихикает.
— Так что скажите, ребят? — закончив с пояснениями о новом деле, спросил Адриан.
— А не пошел бы ты к черту, Адриан? — бросил Третий. — Да, Мелкая?
Он взял ее за подбородок кончиками пальцев, вынуждая вытянуться на носочках, и легонько поцеловал в улыбающиеся губы.