Провалившись на экзаменах, Барбюс решил пойти в армию. Лучше провести год в казармах, чем зубрить древних и препарировать творения великих скальпелем недоучки.
Через месяц Анри Барбюс был зачислен в полк. Муштра вскоре опротивела ему. Накануне больших маневров он заявил капралу, что он художник-декоратор и жаждет применить свой талант в полку. Начальство было в восторге. Это избавило Барбюса от участия в маневрах.
В то время как Анри Барбюс с великим усердием на радость полковым интендантам размалевывал стены офицерской столовой 54-го полка инфантерии в Компьене, покровитель молодого поэта, его духовный отец Катюль Мендес не забывал о нем и о его книге.
Одиночество и Печаль были главными героями небольшого стихотворного томика, внешнему облику которого были приданы изящество и добротность в полной мере, какой располагало модное издательство Шарпантье. Заглавие «Плакальщицы» выглядело как нельзя более современно.
Книга была посвящена Катюлю Мендесу. Она имела оглушительный успех Анри Барбюса сравнивали с Ламартином, Бодлером и, конечно, с Мендесом.
Малларме написал Барбюсу: «Ваша книга исключительна и прекрасна. В подтексте ее стихов простое очарование. Они пленяют чистотой и свежестью воображения, чувства и слова, обнаженностью мысли. Вы стали поэтом, мой друг, и я протягиваю вам руку, как лучшему среди нас».
«Великий эстет» Оскар Уайльд прислал сборник своих стихов с посвящением молодому гению.
Большинство почитателей поэзии Барбюса пленялись грустным звучанием его творений и печальной убедительностью скорбных строк, стройных, как траурный кортеж. Названия разделов книги таили горестный намек, мистическую потусторонность: «Месса прошлому», «Молчание нищих», «Вечные мечты».
Чтобы отыскать в этих стихах струю жизненной силы и экспрессии, надо было быть Королем Поэтов. Катюль Мендес отыскал ее. «Его стихи будут жизненными и сильными», — сказал о Барбюсе Король Поэтов. Он знал, что говорил.
Вернувшийся из армии Барбюс был встречен овациями, не имевшими ничего общего с его службой под знаменами.
Вошел ли успех этих дней каким-либо элементом, хотя бы ничтожным, в подлинную славу его, пришедшую много позже? Хоть один лавровый листок, уцелевший с этой поры, был ли вплетен в тот венок, которым увенчали много лет спустя автора книги «Огонь»? Писателя и трибуна, о котором великие мира говорили с уважением и любовью? О котором Ленин сказал: «Это великий голос» [7]. О котором Горький написал: «Барбюс глубже, чем кто-либо до него, заглянул в сущность войны и показал людям бездну их заблуждения».
Первая книга Барбюса была, вероятно, кирпичом в здании его таланта. Кольцом ствола дерева, дерева, которое вырастет и зашумит вершиной позднее. Одним из первых колец его ствола. Не более.
4
В Париже был «мертвый сезон». Все выезжали из душного города. Но это не могло помешать празднеству по поводу получения Мендесом ордена Почетного легиона.
Пресловутая ленточка не вызывала еще у Барбюса гнева и презрения, которые он выразит много позже в книге «Золя».
Барбюс искренне восхищался награждением Мендеса как новым поводом порадоваться за своего покровителя. Молодой человек поддался очарованию вдохновенного служителя муз, его величавой осанки, его лица Петрония, его тулузского акцента, как поддавались очень многие.
Роскошный банкет в Гранд-отеле окончился. Мендес пригласил Барбюса к себе в Шату.
Он был глубоко тронут молодостью, искренностью и бескорыстием этого высокого тощего юноши со светлой шевелюрой над высоким лбом, с длинным носом, которому горбинка придавала гордую линию, с длинными ногами и руками мальчика-переростка.
В юноше было что-то от Дон-Кихота, если бы можно было себе представить рыцаря печального образа в юности! А может быть, от Сирано де Бержерака…
Несмотря на молодость, Анри познал силу человеческого страдания в мире, где все плохо, все ранит душу, терзает чувства. Он облек сострадание в звучную поэтическую форму.
И этого не мог не оценить Мендес.
Итак, они ехали в Шату. Эта поездка, эти августовские дни, такие длинные и заполненные до краев радостями, красотой природы и человеческих отношений, открыли Анри совершенно новую страницу жизни. Она была освещена солнцем, и овеяна запахом свежескошенной травы, и расцвечена всеми красками щедрого французского лета.
Уже по дороге Барбюс узнал своего покровителя с новой стороны. Анри подивился его способности по-детски поддаваться прелести пустынного берега, глубокой дали с парусами на горизонте, опушки леса, пышно убранной солнечными бликами.