Ее незапятнанное знамя будет реять в политических боях с буржуазией и в стычках с реакцией. Оно подымется символом братской помощи республиканской Испании и протестом против угнетения Марокко и Туниса.
В дни тяжких испытаний, незримое, оно будет шелестеть над головами франтиреров. Оно прошумит грозным предупреждением поджигателям войны и клятвой генерального секретаря Коммунистической партии Франции — Тореза: «Никогда народы Франции не будут воевать против Советского Союза!»
«Спасите человеческую правду, спасая правду русскую!» — взывает Барбюс.
Для того чтобы родились эти слова, мир Барбюса должен был неизмеримо расшириться. «Только тот видит правильно, кто смотрит далеко», — таксам Барбюс определил свое новое видение мира. Барбюс разоблачает палачей русской революции, правителей, организовавших нашествие четырнадцати государств на молодую республику. Его публицистика мускулиста, она бьет с размаху, она не дает противнику подняться.
Меньше всего Барбюса соблазняет роль воинствующего одиночки. Как никогда, он чувствует потребность объединения.
Первый, к кому обращается мысль Барбюса, — это его великий соотечественник. В 1917 году Ромен Роллан сказал добрые слова об «Огне». Это было неожиданно. Он показал тем самым свое отношение не только к борьбе с насилием вообще — свое отношение к империализму.
С двойственным чувством прочитал Барбюс статью Ромена Роллана в «Журналь де Женев». Тронуло искреннее волнение, с которым автор статьи писал об «Огне». Но было еще нечто, привлекшее Барбюса: весь дух статьи.
В ней Роллан не был самим собой, не был автором книги «Над схваткой». И, может быть, это был новый Роллан? Он выглянул в окно своей «башни из слоновой кости». Значит ли это, что он готов выйти из нее и спуститься на землю? На землю, где дуют жестокие ветры классовых битв, где в огне и муках рождается новый мир? Не подать ли ему руку. Руку друга, на которую он может опереться? Барбюс был готов на это.
До войны они были слишком далеки друг от друга. Писателя-философа, вероятно, покоробила грубая чувственность барбюсовского «Ада», и шум, поднятый вокруг «неприличного» романа, оскорбил его слух.
В годы войны Барбюс ловил отголоски споров вокруг книги Роллана «Над схваткой». Без размышлений он отринул позицию автора, позицию абстрактного гуманизма. Как могло быть иначе? Барбюс был в самой гуще схватки. Солдату, стоявшему сутками в воде по пояс, были чужды абстракции, рождавшиеся у Роллана на вольных просторах «нейтральной» Швейцарии.
Когда у парижских книгопродавцев появилась новая книга Роллана «Клерамбо», Барбюс схватил ее с надеждой. И не разочаровался. Он нашел в ней нечто близкое, почти родное. Если отшельник из Веве так перестрадал войну, Барбюс готов протянуть ему руку.
Так началась дружба-полемика, дружба — вечный спор и постоянное взаимное влечение.
Два высоких, чуть сутулых человека стоят друг против друга в редакции «Юманите». Взгляд Роллана задумчив, туманен, у него бледное лицо, несущее следы глубокой мысли. Барбюс порывист, нетерпелив, напорист. Их взгляды скрестились. Они как бы говорили: «С тобой будет нелегко, но и без тебя уже невозможно».
Они пришли к мысли о необходимости создания новой организации и нового издания — «Клярте» («Свет»).
Этим словом кончается манифест организации, написанный Барбюсом. Журнал назван чисто по-барбюсовски: символично и броско. «Пусть и группа называется «Клярте», — предложил Роллан. «Свет» и «Ясность» — это самые человеческие слова.
Читатели «Юманите», любимой газеты всей трудовой Франции, называемой дружески-фамильярно «ЮМА», нашли в первомайском номере известие о создании международного объединения интеллигенции «Клярте» и о его составе.
Барбюс и Роллан открывали список имен известных всему человечеству мастеров культуры: Анатоль Франс, Поль Вайян-Кутюрье, Георг Брандес, Томас Гарди, Бласко Ибаньес, Эптон Синклер, Альберт Эйнштейн, Стефан Цвейг…
Могучее сообщество. «За такими можно в огонь и воду!» — с радостью говорили одни. Другие исподволь начинали собирать силы противодействия. Третьи настороженно молчали.
Что объединило людей и художников столь разных направлений? Какой флаг поднялся над строгим зданием «Клярте»?
Верность идее освобождения человечества. Поддержка народных масс, идущих к власти ради справедливой перестройки общества. Решимость соединиться с массой борцов против чудовища империализма, против губительного лицемерия лжепатриотов, против гнусности морали, скрывающей жадность хищника.