В Италии дюжие парни в черных рубашках бросают камни в евреев и пишут на стенах погромные лозунги. Они называют себя «фашисто», болтают о свободе и кричат, что им будет принадлежать мир.
Никто не обращает на это серьезного внимания. В эстрадных театрах поют модную песенку: «Бродят по улицам фашисты. К дамам они пристают».
В мюнхенской пивной «Левенброй» Адольф Шикльгрубер, закатывая глаза и брызгая слюной, вопит о реванше. Над ним’ не смеются только потому, что считают его припадочным.
Но в глубокой тайне уже действуют люди, в далеко идущие политические расчеты которых входят и «чернорубашечники» и припадочный ефрейтор.
Существует мнение, что Барбюс после «Огня» и «Клярте» — это оратор, организатор, трибун… Писатель? Да, конечно. Но особого толка. Пламенный публицист, газетчик.
Между тем никогда Барбюс не был в такой степени Писателем с большой буквы, как в эти годы. Прозрение сделало его счастливым. Ясность мировоззрения цементировала все, что разрозненно блуждало в его сознании. Теперь это мировоззрение укреплялось. Оно освещало ровным и сильным светом его путь.
Барбюс полон творческих замыслов. Идея новой книги созревала долго.
В мае 1924 года Аннет Видаль возвращалась из Швейцарии по вызову Барбюса. Старенький экипаж мягко катил по лесной дороге из Санлиса в Омон. Стояла обычная и всегда удивительная французская весна. Галатский лес кончился. В конце длинной деревенской улицы путница искала зеленую ограду с узкой калиткой и табличкой «Сильвия». Она долго напрасно дергала ручку звонка. Возница, поворачивая свой неуклюжий рыдван, бросил ей: «А у них всегда открыто!»
Она слышит громкий лай Ариеля: ей кажется, что он стал басовитей и солиднее. И вот по дорожке идет навстречу ее шеф, высокий, худющий, характерным жестом отбрасывающий прядь волос, падающую на висок.
И тотчас он ведет ее в дом, где еще топятся печи и стоит сухой, чуть припахивающий дымком сосновых поленьев воздух. Как всегда — наводнение бумаг. Всюду листы, исписанные бисерным почерком. Это начало работы над книгой «Звенья». Она задумана давно, к ней делались эскизы, наброски.
Труд над книгой начался. Барбюс работал над черновиком, потом диктовал. Под стук машинки он продолжал вносить поправки в текст. Потом снова работал над отпечатанным вариантом. Правильнее сказать, заново писал его. И снова диктовал. Книга много раз переделывалась. Барбюсу хотелось достичь простоты и ясности формы, из которой выступала бы основная мысль.
Работа шла трудно. И все же книга была сделана в полную силу.
Начиная с «Ясности» Барбюс формировался как мыслитель. В книге «Звенья» он и предстает мыслителем с философским видением мира, с раздумьями о будущем.
А в декабре все началось сначала. Но это была уже работа над корректурой. Такая же скрупулезная, с тем же изнуряющим напряжением бессонных ночей.
Это происходило на «зимних квартирах». Вилла «Вижилия» в Мирамаре была пуста и холодна. Наступала новогодняя ночь, и, как говорят в народе. Новый год обещал все то, чем была заполнена эта ночь. В данном случае — вдохновенным трудом. И это могло только радовать Барбюса, склоненного над листами корректуры в большой нетопленной комнате.
Около полуночи последний лист лег на кипу выправленных страниц.
— C’est tout![14]
На возглас Барбюса Ариель поднял свою большую голову. Глаза его понимающе засветились. Во всяком случае, так утверждал его хозяин.
— Сейчас мы будем праздновать.
Аннет удивлена. Чем можно отпраздновать Новый год? Они бедны. Ни у кого из них не было времени подумать о празднике.
Барбюс с лампой в руке отправляется на поиски. Маленький секретарь следует за ним, чрезвычайно довольный окончанием изнурительной работы. И несмотря на то, что нет никакой надежды что-нибудь поесть.
Они бредут по комнатам. Их смешные тени, большая и маленькая, крадутся за ними, как тайные сообщники. Тщательный обыск принес некоторое утешение. Обнаружены яйца и полбутылки рома. С необычайным воодушевлением Барбюс объявляет меню новогоднего стола: омлет с ромом!
Большая печь в кухне холодна и величава, словно саркофаг. С солдатской сноровкой Барбюс раскалывает сухое полено и разжигает печь. Он подбрасывает сосновые ветки — в широкую дверцу печи, огонь охватывает их постепенно. И вот тонкие сучья вспыхивают, искры сыплются из печи. Это настоящий новогодний фейерверк!