Хрустящие листы заграничных паспортов Анри Барбюса и его постоянной спутницы Аннет Видаль украсились несколькими транзитными визами. На пути лежали две столицы, пребывание в которых также не сулило ничего радостного Барбюсу.
Аннет углубилась в изучение расписания поездов. Этого рода литература занимала немаловажное место на ее книжной полке: столько лет Барбюс был в непрерывном движении по странам Европы!
Изучение принесло одну утешительную весть: в Вене можно было не задерживаться. И одну досадную — в Варшаве предстояло провести целуе сутки.
— Лучше одна неприятность, чем две, — сказал на это Барбюс с философическим спокойствием.
Ну, конечно, он спешил. Никогда еще он не стремился так в Советский Союз. Был твердо намечен план работ в Москве и деловые цели определены давно и непреложно: собирание документов для фильма об СССР, участие в работе VII конгресса Коминтерна, знакомство с делегатами мира. В том числе — с делегатами стран Латинской Америки, куда предстояла поездка сразу же после визита в СССР. Был даже намечен срок — 21 сентября.
Поездки в СССР, несмотря на напряженность работы, на обилие встреч, новых и старых дружественных связей, были для Барбюса отдыхом. Об этом он говорил близким. Это хорошо знала Аннет.
И сейчас она поддалась нетерпению своего шефа: скорее!
В Европе стояло жаркое, сухое лето. На станциях продавали «оранжад» в маленьких пузатых бутылочках и фрукты: смуглые персики, сизо-дымчатые сливы, агатовые гроздья раннего винограда на картонных тарелочках.
В купе было душно. Окна не открывались. Ветер дул с юго-востока. Он нес мелкую красноватую пыль, мигом оседавшую на предметах, на одежде. Он нес ее издалека, может быть из степей Венгрии или с каменистых отрогов Македонских гор.
За окном — пожелтевшие уже поля, дальние силуэты горного хребта, неясные в дымке зноя; польские деревушки, черные от дряхлости, от нужды, от горя. И указующие в небо костлявые пальцы шпилей костелов.
Поезд радиофицирован. Несмотря на то, что наушники сняты и покоятся на сером плюше сиденья, сильная колоратура знаменитой польской певицы заполняет купе.
— Это лучшее, что может предложить нам данное государство на данном этапе, — замечает Барбюс миролюбиво. Но удивительно невпопад: тотчас начинается передача какого-то митинга, профашистские демагоги, подражая Гитлеру, хрипло, раскатывая «р», выкрикивают призывы к ревизии Версаля.
Барбюс поспешно вытаскивает штепсель из розетки. В наступившую тишину вступают голоса дальних расстояний: перестук колес, гудок паровоза.
В вагоне первого класса царит обычная чинная тишина. Никто не завязывает знакомств, все погружены в газеты или дремоту. В ресторан можно попасть только через вагон третьего класса. Здесь оживленнее: несколько мужчин негромко беседуют по-немецки. Они все разного возраста, по-разному одеты: кто в спортивной куртке, кто в потрепанном, но тщательно отутюженном костюме.
Но что-то объединяет этих людей. Иногда из разговора вырываются отдельные фразы. И невольно отмечается: эти люди, хорошо знакомые между собой, не называют друг друга ни по имени, ни по фамилии.
В одном из купе только двое: пожилой человек, невероятно худой, с запавшими глазами, в которых мечется искорка какого-то сильного и крепко сдерживаемого чувства, и женщина. Она не сводит глаз со своего спутника. Иногда она легким движением дотрагивается до рукава его видавшего виды, не по сезону теплого пиджака.
Однажды, проходя мимо, Барбюс и его спутница услышали ее голос: нежный, беспокойный, вызывающий мысль о большой и длительной близости: «Bleib ruhig. Paul!»[20] —говорила она. И только когда она произнесла эти слова, стало видно, какое сильное волнение сжигает ее спутника.
Аннет всегда удивлялась способности своего шефа схватывать черты людей, проходящих вдалеке; характер сцен, разыгрывающихся в перспективе.
…Они сидят друг против друга за столиком вагона-ресторана: маленькая черноволосая женщина, изящная и внешне спокойная, и высокий худой человек с длинными костлявыми руками, которыми он характерным жестом отбрасывает прядь волос, падающую на лоб.
Барбюс смотрит в окно, по своей привычке стряхивая куда попало пепел с папиросы, и это знакомое рассеянное движение вызывает у Аннет воспоминание: ведь все началось с дороги, с поезда!
Как молода была она тогда!.. Вокзал в Париже… Она слышит голос Маргариты Кашен: «В Антибе живет Барбюс, он нуждается в секретаре. Не согласитесь ли вы помочь ему?» — «Да, на короткий срок».