Вот в этом-то созвездии талантов предстояло занять отнюдь не последнее место новоиспеченному дрессировщику.
Но ничего в жизни не делается сразу. Период расцвета армянского коллектива, в котором блистал и Исаакян, был еще впереди.
Пока же Степан начал знакомиться с животными, которые, как его уверял режиссер, только и ждут момента, когда явится новый повелитель, подаст свою команду — п все заиграет, оживет, восхитит и удивит…
Удивляться, однако, пришлось самому Исаакяну, причем без всякого восхищения.
— Где здесь животные? — спросил Степан служительницу Ксению Григорьевну Ченчик (впоследствии проработавшую с ним одиннадцать лет).
— Да вон они…
И укротитель увидел свою «труппу»: двух вялых удавов, двух попугаев и двух крокодильчиков, по сорок сантиметров каждый. Крокодильчики были маленькие, зато злые… Вот и вся экзотическая «труппа»!
Крокодильчики, взятые, как и остальная компания, из Ереванского зоопарка, умели, однако, ползать по переходной лестнице.
Попугаи бубнили по нескольку фраз, правда понятных только им самим. Удавы же, от природы лишенные тщеславия, проявляли полнейшее равнодушие к предстоящей Декаде.
А подготовка к ней тем не менее шла. Исаакяна одели в яркий костюм и золотые сапоги.
— А животные? — спрашиваю я.
— Удав был на генеральной репетиции в таком состоянии, что мне еле-еле удалось вдохнуть в него жизнь.
— А как же искусство?
— Номер строился так. Я выходил на манеж, а за мной тащили три ящика. В двух отчаянно скреблись крокодилы, но оркестр их успешно заглушал. Попугаи орали что хотели. В третьем ящике скучал удав.
— Ну а дальше?
— Затем я со всеми мерами предосторожности извлекал из ящиков крокодилов и неослабно следил, чтобы они не разбежались. С грехом пополам заставлял их проползти через маленькие лестницы между двумя площадочками. Я их то и дело подталкивал, а они то и дело пытались меня укусить. После такого «уникального» трюка мне немалых трудов стоило водворить крокодильчиков на свои места.
— И это все?
— Нет, зачем же… По ходу номера появлялись шесть девушек. Они несли на вытянутых руках шкатулки, стараясь держать их как можно дальше от себя. Я вынимал из каждой шкатулки живого ужа и надевал их девушкам вместо ожерелий на шеи. Девушки с вымученными улыбками проделывали несколько танцевальных па, тщетно пытаясь скрыть свою брезгливость. А я в центре группы наматывал на себя полуживого удава, и мы все вместе покидали манеж при гробовом молчании зрительного зала.
— И что же в результате?
— В результате в качестве аттракциона на Декаду был приглашен Эмиль Теодорович Кио.
— А ты?
— А мне за «красоту телосложения» поручили держать в прологе знамя…
Столь «блистательное» начало могло обескуражить кого угодно, только не Исаакяна. Он искренне радовался пусть небольшим, но все же достижениям в новом для себя жанре.
Только с удавами отношения у Исаакяна оставались натянутыми. Еще в Тбилиси, посещая с сыном зоопарк, Степан тщательно обходил террариум. Вид змей внушал ему непреодолимое отвращение.
— И вдруг режиссер, — рассказывает Исаакян, — взял удава и передал его мне в руки… Я после оттирал их песком и почему-то долго не мог смотреть на… рыбу. Но постепенно привык и к удавам. К тому же у одного была на шее рана и мне пришлось ее лечить, смазывать, делать удаву ванну и так далее.
И вот Исаакян узнал, что в одном из зоопарков есть ручной бегемот. Это его очень заинтересовало. Никто еще на манеже дрессированных бегемотов не показывал. Правда, в парижском цирке Медрано в 1929 году водружали годовалого бегемота на пьедестал, и вокруг него танцевали девушки. Но там ни о какой дрессуре речи не было. И вот в Сочи, где вскоре начал гастролировать коллектив «Ереван», прибыл к Исаакяну бегемот по кличке Малышка.
«Ох нелегкая это работа — из болота тащить бегемота!»— сказано у К. И. Чуковского. Втаскивать бегемота в искусство не менее сложно. К счастью, Малышка обладал покладистым характером, и Исаакян с увлечением принялся его обучать. Начали, конечно, с азов. Дрессировщик сутками не отходил от клетки, называл бегемота ласкательными именами, гладил его и, разумеется, сам кормил. Бегемот оказался податливым на ласку и вскоре начал узнавать своего хозяина. Это был первый этап приручения. Затем дрессировщик стал выводить Малышку во двор, знакомил его с доброжелательно настроенными людьми, чтобы бегемот освоился с новой обстановкой и понял, что никакая опасность ему здесь не угрожает. Это — второй этап.