Тягостные часы ожидания мы с экспедитором скрасили двумя бутылками хорошего сухого вина в аэропортовском ресторане.
Дядя Костя, жилистый, худой, выше среднего возраста человек с загорелым лицом, иссеченным морщинами, и с налетом некоторой усталости в глазах, обладал кипучим темпераментом. Он то и дело куда-то бегал, кого-то разыскивал, где-то о чем-то справлялся, а от звука репродуктора каждый раз вздрагивал и прислушивался, как охотник на тяге. Однако ничего утешительного для нас произнесено не было.
Постепенно вино стало напряжение с дяди Кости снимать.
— Я, как видите, экспедитор, встречаю да провожаю артистов, получаю да отправляю багаж, и не поймешь, кому больше служу — искусству или транспорту. А были времена, когда возглавлял творческие коллективы. Да, да! Я возил группу «Цирк на сцене», работающую на марках, и если артисты жаловались на плохие дела, бывало, говорил: «Лучше иметь четыре сбора по сто рублей, чем ни одного по четыреста!» Меня даже прозвали «Ниодногопочетыреста»…
От концертов «левых», то есть оформленных неверно или никак не оформленных, я всегда уклонялся, желая спокойно спать. Однажды меня спросили:
«Ну как, спишь спокойно?»
«Да. Только часто просыпаюсь».
«Почему?»
«Кушать хочется…»
Но это, конечно, шутка!
А еще я был директором зооцирка. Зооцирк, как вы знаете, это еще не цирк, но уже не зверинец. Кроме демонстрации животных в них показывают номера дрессуры.
Хозяйство у меня было такое: зверинец примерно экземпляров пятьсот — шестьсот, и цирк — номеров пять-шесть.
Клетки были поставлены на колеса, поднял борта — вот и фургон, опустил борта — вот и клетка, любуйтесь, пожалуйста: гиена обыкновенная, лев африканский… Снова поднял борта — и автокараван покатил дальше.
Располагался я возле базаров или парков; клетки расставлял рядами, а в конце территории сооружал манеж.
Сперва публика знакомилась с представителями всех пяти континентов, потом с исполнителями всех пяти номеров: с дрессированными медведями, с манипуляторами, с группой собак, с пластическим этюдом и с силачом. По воскресеньям я делал по пятнадцати представлений, план перевыполнял, так что и люди были довольны, и животные сыты, и я не голодал.
Но не думайте, что работа руководителя такого предприятия легкая… Это в здешнем цирке администратор только и делает, что бронирует нужным людям места. У меня дела были посложнее. Я обслуживал глубинки. До Москвы далеко, на срочную помощь не надейся. Если что случилось — выкручивайся сам!
И я выкручивался. Всю жизнь!
Помню, давно еще с цирковой бригадой приехал в маленький литовский городок. У нас на представлении — полтора человека, а в местном костеле — аншлаг. Что же я в таком случае сделал? Я сделал тоже аншлаг! Как я этого достиг? А очень просто! Дал ксендзу пятьсот рублей, старыми, и он в конце проповеди провозгласил:
«В наш город артисты приехали, верующие могут пойти!»
И все!
Но вернемся к зооцирку.
Однажды мои артисты поругались и уехали. Остался я в маленьком городке, назовем его П., совсем без цирка, с одним зоо. А тут, как на грех, и звери начали один за другим болеть — просто показывать некого. Жираф лежит, не встает, а какая ему цена, если высоту свою не демонстрирует?! Другая разная компания свернулась калачиком и тоже дрыхнет. Все повернулись спиной к зрителям, а ведь зрители деньги платили… Они же не чучела в музее пришли рассматривать, а живой творческий коллектив!
Молнирую в Москву, оттуда ответ, что подкрепления не будет: время, дескать, летнее, горячее, выходи из положения сам.
А дела идут из рук вон плохо.
Городок мигом узнал об отъезде артистов, и стали ко мне наведываться одни только мальчишки, да и те через забор.
Городские организации чем могли помогли, но все же положение обострялось.
Мне стало стыдно смотреть зверям в глаза!
Когда я обходил свои голодающие ряды, гиена обыкновенная сверлила меня немыслимым взглядом.
Львица Клеопатра переставала метаться по клетке и валилась на пол: дескать, пропади все пропадом…
Попугаи выкрикивали неприличные слова, а мартышка Лили сначала хваталась за голову, потом за заднюю часть, намекая этим на мои организаторские способности. Единственная у нас человекообразная обезьяна всерьез расхворалась, впору самому в клетку лезть, — может быть, хоть это привлечет любопытных!