Однако если на манеже он ассистент, то за кулисами — бог! Старики либо болтливы, либо замкнуты, а папа Игорь ни то, ни другое.
Отнюдь не навязываясь молодежи, он и не избегал ее. Вадима невзлюбил сразу. Когда все поздравляли акробатов с успешным дебютом, он только спросил:
— Надолго к нам, молодой человек?..
И хотя потом Вадиму пояснили, что этот вопрос вызван поступком одного спортсмена, поработавшего в цирке без году неделю и поступившего в Баку официантом в шашлычную, симпатии к папе Игорю у Шокина тоже не появилось.
Сейчас все засуетились, освобождая вновь прибывшему место, ставя перед ним прибор и наливая вино.
Вопрос об искусстве и ремесле спорщики переадресовали ему.
Почетный гость выждал, когда ему наложат разных закусок, чтобы общее внимание не могло быть ничем отвлечено, и сказал:
— Хороший ремесленник — это и есть артист!
Спор прекратился.
— Папа Игорь, — обратился младший из Регининых, — а кто придумал репризу с насосом. Это когда клоун падает, а его накачивают насосом, он раздувается и встает. Я говорю, что придумал Олег Попов, а сестра говорит — Никулин.
— Немецкие эксцентрики Бронс. Я, правда, не знаю, придумали они ее сами или увидели у кого-нибудь, но впервые исполняли у нас еще в двадцатые годы.
— Значит, это старая реприза… — разочарованно протянул юный Регинин.
Вдруг Звонков преобразился в клоуна:
— Выхожу я вчера из пивной, а какой-то негодяй наступил мне на руку!..
Все усмехнулись, даже папа Игорь. А Звонков тут же вышел из образа:
— Вот эту самую фразу говорит сэр Тобби в «Двенадцатой ночи». А в примечании к пьесе сказано, что Шекспир взял ее из фольклора. Так что этой хохме больше чем пятьсот лет, а до сих пор смешно. Вот тебе и старая реприза!
— За-нят-но! — произнес папа Игорь и покровительственно похлопал жонглера по плечу.
В ответ на одобрение Звонков полез к нему со своей энциклопедией, а Вадим выскользнул в дверь.
В гостиничном дворе дребезжали в темноте современные ритмы. Вадим пригляделся — это турнист Самсон в своей машине прокручивает двум поклонницам модные записи. Турнист окликнул Вадима, и они с ветерком понеслись по уснувшим улицам города, развозя поклонниц и довольно долго прощаясь с каждой. В итоге, Вадим входил в гостиницу, даже по цирковым понятиям, поздно.
— Молодой человек!.. — услышал он голос на площадке второго этажа.
Это был папа Игорь с энциклопедией.
— Женя забыл у Регининых книгу, передайте ему, пожалуйста, если не спит.
Принимая книгу, Вадим спросил преувеличенно вежливо:
— Просветились?..
— Просветился, — ответил папа Игорь.
— Правильно! Лучше поздно, чем никогда! — крикнул Вадим и стал бегом подниматься по лестнице.
Увидев в щель, что в комнате Звонкова темно, стучаться не стал и вместе с энциклопедией ввалился к себе.
А на другой день в цирке была лекция. Теперь-то это явление обычное, но оно стало таковым не сразу.
Когда-то, в Пушкинские дни, пригласили в цирк известного ученого, но едва он закончил прочувственную речь, как старый дрессировщик верблюдов, с напряженным вниманием его слушавший, встал и четко спросил:
— Товарищ докладчик (!), а почему в цирке буфет рано закрывают?..
Пушкинист растерялся и чуть не заплакал от негодования, но тут вскочил с места жокей Серж и, спасая положение, воскликнул: «Предлагаю память Александра Сергеевича Пушкина почтить вставанием!» Все встали и стоят, а когда сесть, не знают. Минуту стоят, две, и наконец тот же Серж скомандовал: «Ап!» — и тогда все сели.
Сейчас лишь одна секция зрительного зала была заполнена артистами. На манеже стоял длинный стол, справа от него — трибуна, на трибуне — лектор.
Вадим огляделся по сторонам. Звонков слушал со всем вниманием, а Дымба, поймав взгляд Вадима, исполнил пальцами этюд на тему «есть предложение опохмелиться». Вадим отвернулся и увидел папу Игоря, восседавшего во втором ряду. Старый артист сидел полузакрыв глаза, и можно было подумать, что спит.
Лекция называлась «Ты и твой труд». Оратор, поговорив о том о сем, дошел до цирковых дел и как-то очень доверительно предложил самим артистам продолжить начатый им разговор. Наступила напряженная тишина. Воздушная гимнастка, вязавшая джемпер, отложила спицы. Двое малышей, только что дравших друг другу уши, замерли, позабыв закрыть рты. Дым ба продолжал смотреть на Вадима. Звонков сосредоточивался. И тут раздался голос: