Вова не совсем понимал, что за блажь пришла Варваре вывести его, Дудкина, на манеж? Разве что оттенить его заурядностью собственную исключительность? Вряд ли! Номер и без того прекрасен. А может быть, ей хотелось, чтобы в трудную минуту (хотя в ее номере все минуты трудные!) он был поблизости? Но, как бы то ни было, следовало оправдать его приезд в город М. и пребывание в цирке. Одним словом, ассистент…
И вот наступил Вовин дебют. На него напялили униформу, похожую на ту, что носят швейцары в ресторанах, и, оглядев себя в зеркало, Дудкин прежде всего подумал, что бы сейчас сказали о нем «молодые голоса» из писательского клуба?..
Варвара под торжественный марш гордо вышла на манеж, а Дудкин пошел следом за ней. Она великолепным жестом сбросила плащ, и тот плюхнулся на пол, — ассистент принять его не успел, жмурясь от непривычного света прожекторов. Кинжал он ей подал острием вперед, будто хотел Варвару проколоть.
Артисты, столпившись в боковых проходах, дружно хватались за животы… Правда, приняв поднос, Дудкин уронил только одну рюмку из четырех.
Тем не менее за кулисами уставшая Варвара, красивая как никогда, звонко чмокнула его в щеку и сказала:
— Плевать, что напутал, — поначалу всегда так!
Как-то, придя с очередного представления, на котором он уже ничего не напутал, Дудкин спросил Варвару:
— Мы с тобой кто или как?..
— Как кто? — удивилась она. — Муж и жена.
— Из чего это видно?..
Варя обняла его и пристально посмотрела в глаза:
— А вдруг я тебе надоем?..
Дудкин вспыхнул, но ничего ответить не смог, только уткнулся лицом в ее колени. Его глаза стали влажными.
Варя погладила его, как гладят ребенка, по голове и с какой-то потрясающей простотой спросила:
— Разве тебе плохо?
Мысль о браке, в который она однажды вступила, непроизвольно вызывала другую мысль — о разводе, через который тоже прошла.
И разговор их закончился долгим поцелуем.
На другой день Дудкин сидел с Варварой в зале, глядя на установки нового номера, который ее попросили посмотреть. Подготовка затягивалась, и каждый в рядах занимался чем мог.
Молодая гимнастка несла на руках забавного мальчугана и то и дело его спрашивала: «А это кто?.. А это?» — ребенок охотно отвечал: «Кловун… аклобат» — и т. д. Предчувствуя недоброе, Дудкин начал поеживаться, видя, как эта живая анкета надвигается на него. И неспроста! Когда гимнастка указала на Дудкина и спросила: «А кто это?» — дите авторитетно заявило: «Циркин муж». Даже «р» в данном случае выговорило!
То ли его кто подучил, то ли еще что, но раздался такой хохот, что Дудкин пробкой выскочил из зала. А в фойе налетел на директора. Дудкина колотило от злости, но директор спокойно положил на его плечи свою медвежью лапу, втащил в кабинет и, усадив в кресло, простодушно спросил:
— Вам нравится наш город?
— Ну и что из этого? — не слишком вежливо ответил Вова вопросом на вопрос.
— Вы не хотели бы остаться до конца сезона? Или мне отправлять вас с Варварой по разнарядке?
Вова начал успокаиваться.
— Это зависит от вас.
— А мне кажется, в первую очередь — от вас!
— От меня?.. — Вова в тот момент выглядел настолько глупо, что директор расхохотался.
— Видите ли, у вас с Варей номер, и ставить вас сверх этого в униформисты я не имею права. Но попросить вашего согласия могу… За дополнительную оплату, естественно.
Когда минут через десять совсем успокоившийся «циркин муж» подсел к Варваре, он как бы между прочим спросил:
— Тебе нравится этот город?
— Очень, а что?
— Ты хотела бы остаться до конца сезона?
— А кто же может это сделать?
И тут Дудкин закинул ногу на ногу:
— Я!
И Вова научился чистить конюшню, выносить на манеж тяжелый деревянный настил, помогать артистам ставить турники, выкатывать пьедесталы, подметать ковер и барьерную дорожку. Когда надо было, подыгрывал клоунам: те прыгали через него, затевая чехарду, давали ему в руки огарок, зажигали, а сами целились из пистолета до тех пор, пока огонь не обжигал Вовины пальцы. Комплиментов за свою неуклюжесть он наслушался вдоволь, но его терпели, потому что в униформисты молодежь идет неохотно: работа сезонная, зарплата невелика, а не у каждого есть в программе Варвара!