И будет прав: как долго Тауриэль не подпускала к себе эльфа, хоть и любила. Но как же легко отдалась тому, о ком даже и не помышляла… Кажется, она и впрямь слабая, раз дает провидению играть собой, как брошенным на ветер лепестком; ведь ей не нужен Валинор. Он должен был стать избавлением от позора, чем некогда стал и Ривенделл. Хотя пропитанное Искажением и кишащее пауками Лихолесье оставалось для воительницы милым домом, куда ей отчаянно хотелось вернуться.
Раньше эллет еще надеялась, что сможет примириться с Трандуилом, уговорить Линдира поселиться в его землях и вновь занять место стража, но теперь это были лишь мечты. Теперь ее мысли были заняты лишь тем, как вымолить прощения у бывшего жениха, однако их унылое течение прервала игра стихии.
Тауриэль сильно дернулась от неожиданности, когда на ее лоб упало что-то холодное и мокрое: оказалось, что некогда ясное небо скрылось под бугристой толщей грозовых облаков. Тяжелые, мрачные, они будто готовились упасть и в преддверии этого изредка роняли капли, с тихим плеском бьющиеся о мраморный пол.
Закрыв глаза, эллет с наслаждением подставила распухшие веки освежающему ветру, трепавшему кусты внизу, отчего их шорох разносился на всю округу. Скоро начнется гроза, но уходить не хотелось — царившая здесь безмятежность успокаивала, давая возможность проясниться мыслям.
— Тауриэль! — Внезапно в сознание ворвался мужской голос. Родной, ласковый… в его реальность трудно было поверить, если бы не звонкие шаги.
Это был Линдир. Запыхавшийся, немного взъерошенный, он забежал на террасу, широко раскинув руки, и воительница, с трудом преодолев ступор, бросилась к нему в объятия. В первые секунды ей было трудно поверить, но исходящий от волос эльфа запах гвоздики и мускатного ореха каким-то чудесным образом убедил сознание, что это не сон.
Прильнув к ним щекой, эллет сжала пальцами одежду на спине менестреля, будто страшась, что сейчас он уйдет, а на нее вновь обрушится та жуткая горечь, уже успевшая измучить душу. Она не знала, не понимала, что вернуло его; лишь мысленно клялась, что больше не позволит себе оступиться. Что будет послушной и уплывет в Аман, или любое другое место, только бы Линдир был доволен и не оставлял больше свою нерадивую возлюбленную.
Тауриэль сочинила еще множество обетов, наслаждаясь такой желанной близостью, и далеко не сразу обратила внимание, что же именно бормочет эльф:
— Прости меня, я не должен был уходить, — повторял он, изредка касаясь губами виска, —, но Владыка Трандуил сказал то, о чем я и сам догадывался…
— Прости! — всхлипнула эллет, еще сильнее прижимаясь к груди любимого.
— Нет, я должен был относиться к тебе внимательнее! — От этих слов у Тауриэль защемило сердце, и она стала покрывать поцелуями шею Линдира, его ухо, щеки - все, до чего могла дотянуться, счастливая лишь тем, что Эру дал им второй шанс. — Ты всегда смеялась, когда я говорил о Бессмертных землях… Клянусь, я не думал, что для тебя это так тяжело… не хотел думать.
— О Бессмертных землях? — на миг замерев, воительница отстранилась и заглянула эльфу в лицо. — Вы говорили о них?
Вместо ответа, менестрель задумчиво провел рукой по рыжим локонам и тихонько вздохнул.
— Трандуил прав: ты еще слишком молода, слишком многого не видела, чтобы желать покоя. А я глупец, раз надеялся внушить тебе обратное.
Радость, облегчение и тяготы новых обстоятельств вихрем закружились в сердце эллет, но она не знала, за какое чувство ей следует хвататься. Все еще потерянная, она крепко обняла своего любимого, оставив тревоги будущему и просто наслаждаясь тем, что происходит сейчас.
***
Тауриэль не обрадовалась когда узнала, что Владыку Леса нужно искать в саду: теперь это место вызывало в ней смутную тревогу. Однако любопытство требовало удовлетворения, и она все же пошла туда, невзирая на частые капли, с забавным цоканьем бьющие по голове.
На счастье, Трандуил стоял возле самого входа, которым служила каменная арка, обмотанная темно-зеленым вьюнком. Поднявшийся ветер трепал его волосы и длинную накидку, время от времени швыряя ее полы на большие пурпурные цветки растущей неподалеку магнолии, которые лишь случайно еще держались на ветвях среди вытянутых листьев.
В глубине души эллет признавала, что синда заслужил ее крики и удары. Только впитанное с молоком матери почтение стыдило ее, отчего каждый шаг превращался в муку. Хотя некоторое облегчение приносило то, что эльф стоял вполоборота и внимательно рассматривал птицу, которую держал в ладонях.
Очень маленькая, с синей головой и длинным узким хвостиком, она быстро встряхивала своими черными крыльями, заставив Тауриэль радостно улыбнуться; звери всегда чувствовали Владыку Зеленой Пущи и тянулись к нему, будто деревья к свету.
— Вижу, ты не стала ждать до завтра, — не оборачиваясь, произнес Трандуил, коротким взмахом руки отпуская птицу на волю.
— Почему вы не сказали мне? .. — тонкий голос выдал ее неуверенность, на что послышалось насмешливое чириканье.
— Чтобы ты думала, будто менестреля не вернуть, и приняла решение сама. — Порыв ветра бросил в лицо эллет ее же волосы, а когда она убрала их, то встретилась со спокойным, чуть укоризненным взглядом.
— Но ведь я могла проговориться, и Линдир бы все понял… — Она не знала, что еще сказать, и сознание не удержало наболевшего вопроса.
— Я был бы рад этому. — признался эльф, делая неторопливые шаги к воспитаннице, которая замерла возле арки. — Но этого не произошло, ведь так?
— Так, — опустив голову, Тауриэль стала рассматривать приближающиеся черные сапоги под яркой накидкой, — он все еще ничего не знает.
— Вы говорили про Аман?
— Да. Линдиру тяжело здесь, он хочет уплыть. Но не настаивает, чтобы я следовала за ним. — Сапоги замерли, и эллет обратила взор к сокрытому зелеными кустами горизонту. — Говорит, что время эльфов заканчивается — я и так скоро покину Средиземье…, а он будет ждать меня в Валиноре. К тому же в разлуке мы поймем, насколько нужны друг другу.
Впервые она задумалась о том, что была готова навсегда уплыть из этих земель, чтобы обрести покой, которого не желала. Юность Эльдар тянется долго, но и она проходит. Стоит ли душить в себе жажду жизни и действия, когда все естество противится забвению?
— Я уезжаю завтра, — вкрадчиво сказал Трандуил, легонько приподнимая голову воспитанницы за подбородок, — подумай, хочешь ли ты вернуться туда, где тебя любят и ждут.
На секунду их глаза встретились, а после Владыка медленно наклонился, заставляя Тауриэль дрожать. Она смотрела, как приближается его лицо, но не находила в себе сил отстраниться, хоть и понимала, что должна.
Но эльф всего лишь коснулся губами уголка рта и быстро выпрямился, с наслаждением отмечая разочарование во взгляде эллет, которое она торопливо скрыла под ресницами.
— Подумай, — еще раз произнес он с легкой улыбкой и развернулся, направившись в сад.
Не прошло и минуты, прежде чем за спиной Трандуила послышались шаги. Медленные, трусливые, однако упрямые — благородство менестреля пошло ему на пользу, и теперь воительница никуда не денется.
Слишком внезапно синда осознал, как выросла и расцвела его воспитанница. И уже не важно, что послужило тому причиной: вино или разлука. Главное, что не мог он так просто отдать другому ту, что вновь заставила остывшее сердце вожделенно биться. Но и принуждать Тауриэль было бы ошибкой; в первую очередь для гордости самого Владыки Леса.
Он и впрямь дал ей выбор, но позаботился о том, чтобы он оказался «верным».