Никакой холод бушующего ветра и моросящего дождя не сравнится с теми словами, которые высказал Саливан. Это воплощение диктаторства, с чем свободный народ Мондштадта боролся веками ранее. В его словах нет горячей страсти, фанатичной веры, потому что он уверен в том, что это исполнится. Гигантская гордость генерала превратила обычную жажду власти в хладнокровное стремление к превосходству, где Саливан готов шаг за шагом двигаться к единству. Магистр зря надеялась, что с ним можно каким-то образом договориться, одолев. Его надо убить. Некоторые рыцари рядом сильно мешали, потому магистр настойчиво приказала им помочь товарищам и ни в коем случае не вмешиваться в её дуэль. Возможно, убийство Понтифика поможет одержать победу над врагом.
— Я тебя выслушала, — ответила магистр, встав в ровную стойку оловянного солдатика и выпрямив меч перед собой. — Я для тебя нежелательная, потому нет смысла более затягивать. Эта дуэль решит, кто прав.
— Магистр Джинн, вы меня не поняли. Этот бой — лишь показательное закрепление моего скорого успеха. Моя победа над вами не сыграет роли, кроме вашего унижения и пленения, а возможно и гибели. Генерал без подчинённых — ничто.
Саливан сделал рывок в сторону Джинн и совершил первую открывающую атаку. Джинн без труда уклонилась и контратаковала точечными уколами в бок Понтифика, однако через секунду-две оппонент оттолкнул магистра от себя. Темп схватки был катастрофическим, кое-где даже глаз не мог поспевать за скоростью. Джинн кружилась вокруг Саливана, будто сдавала беговые круги на время, в то время как сам Понтифик ловко и с ярой агрессией теснил девушку. Их клинки порой свистели от скорости, пламя от столкновений с поверхностями бушевала вихрем поболе ветра, а лунный меч оставлял такой яркий след, что можно было проследить чёткий мах каждого удара. Анемо-стихия Джинн сталкивалась с огнём меча, её мастерство о его мастерство, её превосходная ловкость о силу и точность Понтифика — равная бесцеремонная дуэль, никак иначе. На площадь выбежала Розария, но её остановил стоящий рядом рыцарь-охранник.
— В смысле не вмешиваться? — огрызалась Розария. — С моей помощью ей легче одолеть такого врага.
— Я не думаю, что ей действительно понадобится помощь, — возразил рыцарь. — Скорее, мы помешаем ей.
Розария хотела поспорить, да только бой между ними на самом деле не предусматривал никакой поддержки со стороны. Саливан отдал всё внимание Джинн, а магистр — ему. Едва кто-то попадётся под их мечи, так сразу ни одного живого места не останется.
— Они наступают! — крикнул Хоффман снизу. — Их много!
Ничего не оставалось кроме того, чтобы довериться мастерству Джинн и самим не оплошать.
***
— П-прошу тебя, Дилюк, притормози! — умолял Беннет, наблюдая, как разъярённый Дилюк сражался с Вордтом без капли осознанности.
Да, он вышел из себя благодаря смерти Кейи, оставил всякую осторожность и пытался победить Вордта грубой силой и огнём, однако какой смысл, если у твоего врага броня и неимоверная живучесть? Тем не менее, красноволосый бизнесмен пытался потягаться с ним в собственной мощи. Конечно, недооценивать ублюдка не стоило бы, правда ключевую роль здесь играла крайне маленькая арена. Каждый удар Вордта забирал половину всего пространства, да сама туша явно была слишком большой для сего места. Дежурившие рыцари Понтифика у всех выходов арены не позволяли пиро-мальчиками как-либо задумываться об смене дислокации, потому бедняги варились в одно месте под угрозой мгновенной смерти. Кейа, в принципе, сдох быстро, осталось дождаться смерти Дилюка и дело с концом.
— Дилюк! — пытался достучаться до него Беннет. — Давай действовать р-разумно!
Он молчал и беспорядочно бил мечом о броню, пытаясь смять до такой степени, когда сами удары начнут приносить пользу. Однажды безрассудно аукнулось: Вордт поймал момент и ударил тогда, когда Дилюк только остановился после рывка, тем самым вынудив поставить блок. Неудивительно, что от отдачи он отлетел в стену, как мячик, своим телом раздробив одну из больших каменных блоков. Я был удивлён, что его тело выдержало, и он не скопытился от перелома позвоночника. В любом случае, знакомства с каменной кладкой хватило, чтобы он упал на колени от бессилия и боли и упёрся мечом, держась только на собственной воле и жажды мщения. К нему подбежал Беннет, осматривая. На свой взрыв стихии он, видимо, пока не накопил.