— Милая, успокойся, подумай о малыше, — успокаивает ее папа мягким голосом. Моя первая реакция — это резкий укол ревности в сердце. Удивительное ощущение, принимая во внимание, что я совсем не чувствую своего тела. Но вот что парадоксально: эмоции в нашей душе намного интенсивнее их физических проявлений. В следующую минуту я внушаю себе, что испытывать ревность очень эгоистично с моей стороны. Родители не пытаются заменить меня или вытеснить из своей жизни. Наверное, в этом случае даже можно говорить о везении. Мой маленький брат поможет им справиться с непостижимым горем — потерей еще одного ребенка. Может быть, на этот раз мама не сломается и продолжит бороться ради заботы о новой жизни.
— Вика, мне не терпелось поделиться с тобой этой новостью по возвращению, но вместо этого..., — мама громко всхлипывает, и мое сердце сжимается от жалости к ней. Как это несправедливо: я даже не в состоянии поднять руку, но так интенсивно ощущаю боль в груди!
До меня доносятся шаги главного врача. За три месяца я научилась различать лечащий меня персонал по шагам, кашлю, дыханию, даже по тому, как каждый из них молчит. Стоит мне проснуться и сразу становится понятным, какая из медсестер сегодня дежурит — по тому, как она поправляет одеяло или проверяет показания на окружающем меня медицинском оборудовании.
— К сожалению, время вашего визита подходит к концу. В коридоре ожидает еще один посетитель.
Ах да, сегодня день посещений. Впервые с тех пор, как я попала в больницу. До этого меня могли навещать только родители. Но сегодня я уже имела удовольствие принять с утра нескольких родственников во главе с бабушками и дедушками и послушать их причитания о том, что «они всегда знали, что для Виктории с ее страстью к приключениям это добром не кончится».
Следом за ними пришли мои подруги детства Кристина и Маша, и это было невыносимо. Они чувствовали себя крайне неловко, не знали, как себя вести и что говорить, и мы все выдохнули с облегчением, когда отведенные 15 минут подошли к концу. Я не виню их за это, потому что не знаю, как сама повела бы себя в подобной ситуации.
Мне не хочется, чтобы мои близкие и знакомые видели меня такой — лишенной жизни и зависимой от кучки машин. Поэтому каждый посетитель кажется мне обузой.
— Доктор, скажите, есть хоть какая-то надежда? — спрашивает мама с мольбой в голосе. Конечно же, она задает этот вопрос не в первый раз. И я знаю ответ врача наизусть.
— В медицине практически не бывает случаев, чтобы пациент просыпался из травматической комы четвертой степени. Понимаете, ее мозг мертв на 100%. Мы можем поддерживать какое-то время функции организма, но восстановить мозг не в силах ни один даже самый лучший врач на свете. У вашей дочери совершенно отсутствуют реакции на какие-либо раздражители. Никаких рефлексов. Чудо, что ее смогли доставить до нас, пока окончательно не остановилось сердце. Похоже, что Виктория находилась вблизи источника питания во время кораблекрушения и получила мощный удар тока из-за короткого замыкания. Для меня остается загадкой, почему на ее теле нет ни одного ожога или иного следа травмы, но факт остается фактом: мозг Виктории мертв. Мне очень жаль.
«Ах ты, пройдоха, шарлатан, дилетант! — кричу я на него, — как это мой мозг мертв?! Я слышу тебя, думаю, чувствую! Еще никогда в жизни у меня не было такой ясности в голове!». Но мой внутренний бунт не имеет смысла. Меня осматривали и изучали лучшие врачи из других стран — в конце концов, родители тратят на это все полученные деньги — и все говорят одно и тоже. Шанса нет. Ни сейчас, ни через десять лет. Стоит отключить приборы, вентилирующие легкие, вводящие питание, воду и лекарства в мой организм, и я сразу умру.
Вот только есть кое-что, о чем ни один из них даже не догадывается. Мой случай уникален. Когда человек впадает в кому, умирает его мозг. У меня все наоборот. И это чудовищно и несправедливо. Лучше бы меня раздавили стены в том адском подземелье.
— Я все равно верю, что однажды ты проснешься, — плачет мама, и мужчины выводят ее из палаты. Кошки скребут у меня на душе, беспощадно раздирая ее в клочья. Горечь — это единственный вкус, который еще способен ощущать мой язык. Я готовлюсь морально к еще одному посещению, набору фраз из серии «как мне жаль» и «все будет хорошо».