Она все еще сидит под своим деревом. Я никогда не отличалась особенными успехами в ботанике, поэтому не представляю, что это за растение. Но оно мне однозначно нравится — усыпанные крупными листьями ветки свисают почти до самой земли, даря целительную прохладу в полуденный зной и заслоняя собой от всего мира.
— Лилу, ты хочешь пойти с нами? — спрашиваю я ее, садясь рядом. Дерево сразу же окутывает меня своей гостеприимной аурой.
— Нет, мне лучше остаться здесь и попробовать найти что-нибудь самой, — отвечает девочка. Подумав, она добавляет: «Будь осторожна и возвращайся до темноты. В таких местах очень быстро темнеет. Не хочу, чтобы ты заблудилась и осталась ночевать в джунглях».
Я слышу тревогу в ее голосе.
— Не бойся, Лилу, мы вернемся вовремя. И чем скорее, тем лучше. У меня уже сводит живот от голода. Вечером устроим пир живота, обещаю.
Мы обмениваемся улыбками, и меня охватывает внезапный порыв обнять Лилу, но я не решаюсь. Вместо этого встаю и бегу к Алексу, который уже ждет меня, чтобы покинуть Платформу и отправиться навстречу приключению.
Минут 10 мы идем молча. Всего лишь через несколько метров от Платформы заросли становятся неожиданно густыми. Есть что-то завораживающее в звуках, издаваемых джунглями. Они кажутся живыми и проникают в самое сердце – страшат, удивляют, восхищают, но не оставляют равнодушным.
Если с утра белый облегающий костюм показался мне неподходящим для такого жаркого тропического места, то теперь я понимаю, что лучшую одежду сложно было бы представить. Высокий папоротник с неизвестными обитателями, тропические и часто незнакомые мне кустарники и вездесущие густые клубки лиан, определенно не годятся для тесного контакта с моей северной кожей. Кроме того, солнце так нещадно палит с голубого неба, что я могла бы в считанные минуты получить ожог. На Алексе костюм сидит более свободно. Наконец, я прерываю молчание и обращаюсь к Алексу по-русски:
— Искать предметы в этих джунглях то же самое, что искать иголку в стоге сена...
Едва я успеваю произнести фразу до конца, как вдруг в моих ушах начинает пронзительно звенеть. Этот звук настолько интенсивный, что кажется, моя голова вот-вот взорвется. Это причиняет такую невыносимую боль, что я падаю на землю и крепко зажимаю уши руками. Вижу сквозь пелену перед глазами, как Алекс с испуганным выражением лица подбегает ко мне и что-то говорит. В этот момент он также хватается за голову, а его лицо искажает гримаса боли.
— … здесь происходит?! — доносится до меня конец его фразы, после чего он громко вскрикивает и падает на землю. — Как же больно, черт побери! — Алекс начинает кататься по земле, а из его правого уха тонкой струйкой выбегает кровь. В мое притупленное сознание приходит догадка, и я кричу изо всех сил на английском языке в надежде, что Алекс услышит:
— Молчи! Ни слова по-русски! Алекс, замолчи! Тихо, тихо, тихо!!!!
Я подползаю к нему, смотрю в глаза и отнимаю руки от головы.
— Ты слышишь меня? Молчи!
Он кивает, все с тем же измученным выражением лица. Мы садимся рядом под какую-то пальму и пытаемся прийти в себя. Звон в ушах постепенно затихает, и я могу думать более ясно. Проходит минут двадцать прежде, чем я вновь могу говорить:
— Алекс, мы нарушили правило номер три: «Язык общения Игроков — исключительно английский» и в связи с этим к нам было применено правило номер одиннадцать: «За нарушение правил Игры Игроков ожидает наказание, за существенные нарушения — устранение из Игры». На первый раз мы почувствовали этот оглушающий звон в ушах. Не знаю, что произошло после твоего второго предложения. Но, кажется, тебе повредило барабанную перепонку.
— А я тебе скажу что. Как будто тысяча игл одновременно вонзились в мои глаза, уши и мозги. Но мне, конечно, этого показалось мало, — невесело шутит он, — на третий раз я почувствовал небольшой взрыв в голове. Возможно, придется выкинуть правое ухо за ненадобностью.
— По крайней мере, ты не теряешь бодрость духа, — подбадриваю я его, — но на всякий случай с этого момента ни слова по-русски на этом проклятом острове.