XXXVI. Но через два дня, в субботу, Никифор приказал мне явиться к нему в Умбрию98, место, расположенное в 18 милях от Константинополя, и сказал мне: «Я полагал, что ты, муж влиятельный и честный, пришел сюда ради того, чтобы, во всем уступив моей воле, установить между мной и твоим господином вечную дружбу. Но поскольку из-за твердости своего сердца ты не хочешь этого сделать, обещай по крайней мере добиться, - это ты вполне можешь сделать на законном основании, - чтобы твой господин не отправлял помощи князьям Капуи и Беневенто, моим рабам, на которых я собираюсь напасть. Раз уж он не уступает своего, пусть хотя бы отдаст наше. Прекрасно известно, что их отцы и деды платили дань нашей империи, и войско нашей империи постарается, чтобы они в скором времени делали то же самое». А я ему говорю: «Эти князья принадлежат к высшей знати и являются вассалами моего господина, который, если узнает, что твое войско напало на них, отправит им армию, которая сокрушит твоих людей и отберет у тебя те 2 фемы", которыми ты владеешь за морем». Тогда он, надувшись, как жаба, в раздражении сказал: «Убирайся! Я сам, ради себя и своих родителей, породивших меня таким, каков я есть100, заставлю твоего господина думать о чем-то ином, чем о защите отпавших рабов».
XXXVII. И когда я собирался уходить, он приказал переводчику пригласить меня к столу; призвав брата тех князей101 и Византия из Бари102, он приказал им излить против вас, а также против латинского и тевтонского народов целый поток брани. Однако, когда я собирался уйти с этого омерзительного обеда, они тайно, через посланников, передали мне и поклялись, что всю эту брань они изрыгнули не по своей воле, но по воле императора, угрожавшего им. Сам же Никифор спросил меня во время этого обеда, есть ли у вас perivolia, то есть зверинцы103, и есть ли в этих зверинцах дикие ослы и прочие звери? Когда я подтвердил, что у вас есть зверинцы, в зверинцах - животные, но нет диких ослов, он сказал: «Я отведу тебя в наш зверинец; ты увидишь и изумишься его размерами и дикими ослами». Итак, меня отвели в зверинец, который был довольно велик, холмист и покрыт кустарником, но отнюдь не прелестен; когда я ехал верхом в шапке и куропалат увидел меня издали, то сразу же отправил ко мне сына и сказал, что обычай никому не дозволяет быть в шапке в присутствии императора, но что можно носить теристру104. А я ему говорю: «У нас только женщины носят тиары и теристры, а мужчины ездят в шапках. Не годится вам принуждать меня изменять здесь обычаям моей страны, учитывая, что мы позволяем вашим послам соблюдать у нас свои обычаи. Ибо они, с длинными рукавами, закутанные, украшенные блестками, длинноволосые, облаченные в туники до самых лодыжек, ездят, ходят и сидят за столом; и, что всем нам кажется особенно постыдным, лишь они целуют наших императоров с непокрытой головой». - «Чему да не допустит Бог продолжаться и далее», - добавил я про себя. «Тогда возвращайся назад», - сказал он.
XXXVIII. Когда я повернул назад, мне навстречу вышли вперемешку с козами дикие, как они их называют, ослы. Но, скажите на милость, какие же они дикие? Они точно такие же, как в Кремоне домашние. Их цвет, форма и уши те же самые; они столь же голосисты, когда начинают реветь; и размер, и ловкость у них одинаковы; и те, и другие одинаково лакомы для волков. Когда я увидел их, то сказал ехавшему рядом со мной греку: «Таких я никогда не видел в Саксонии». «Если, -сказал тот, - твой господин будет покорен воле святейшего императора, тот даст ему таких множество, и будет для него немалой славой владеть тем, чего никогда не видели его предшественники государи». Но, поверьте мне, мои августейшие господа, собрат мой и соепископ, господин Антоний105, может дать вам не худших, о чем свидетельствуют рынки Кремоны; и они бродят там не как дикие ослы, но как домашние, и не просто так, но навьюченные [товаром]. Но когда он передал вышеописанные слова Никифору, тот, передав мне двух коз, дал разрешение уехать. А на следующий день отправился в Сирию.
XXXIX. Но прошу, обратите внимание, почему он теперь повел войско против ассирийцев. У греков и сарацин есть книги, которые они называют όράσεις или видениями Даниила, я же зову «[книгами] Сивиллы»106, и в которых записано, сколько лет будет жить тот или иной император, какие события, мир или война случатся в его правление, сарацинам ли будет сопутствовать удача, или наоборот. Так, там записано, что во времена этого Никифора ассирийцы не смогут противостоять грекам и что он, Никифор, проживет всего 7 лет107; что после его смерти придет еще худший император, - но боюсь, что хуже не найти, - и менее воинственный, во время которого ассирийцы настолько усилятся, что подчинят своей власти все земли вплоть до Халкедона, который недалеко отстоит от Константинополя. Каждый народ соблюдает свое время; поэтому воодушевленные греки наступают, а сарацины, отчаявшись, не сопротивляются, ожидая времени, когда сами будут напирать, а греки, в свою очередь, не смогут сопротивляться.
XL. Но Ипполит108, некий сицилийский епископ, написал нечто подобное о вашей империи и о нашем народе, - «нашими» я называю все народы, находящиеся под вашей властью; - о если бы было правдой то, что он написал о нынешних временах! Многое из того, что он писал, уже исполнилось, как я слышал от тех, кто знает его книги. Но из многих его пророчеств упомянем одно. Ибо он говорит, что настало время исполниться пророчеству, которое гласит: λέων καί σκίμνος όμοδιώξουσιν όναγρον. Это по-гречески. По-латински же так: «Лев и его львенок вместе изгонят дикого осла». Греческое истолкование этого таково: Лев, то есть римский или греческий император, и его львенок, а именно, франкский король, в нынешние времена вместе изгонят дикого осла, то есть африканского короля сарацин. Это истолкование не кажется мне истинным, ибо лев и львенок - звери хоть и разной величины, но одной природы и вида или породы; и, как подсказывают мне мои знания, если бы лев был греческим императором, то не годится, чтобы львенком был король франков. Ибо, хоть оба они люди, как лев и львенок оба - животные, они тем не менее настолько отличаются друг от друга нравами, насколько отличается, - не скажу, вид от вида, - но разумное существо от неразумного. Львенок ничем не отличается от льва, кроме возраста; форма та же самая, свирепость одинакова, рев один и тот же. Греческий царь носит длинные волосы, тунику, длинные рукава и теристру; он лжив, коварен, безжалостен, хитер, как лис, высокомерен, притворно скромен, скуп и алчен; живет на чесноке, луке и порее, а пьет «банную воду»109. Король франков, напротив, красиво подстрижен; носит отнюдь не женское платье и шапку; он правдив, не ведает коварства, милостив, когда это возможно, суров там, где следует, всегда истинно скромен, никогда не скупится; не живет на чесноке, луке и порее; когда может, щадит зверей, не съедая их, но продавая и собирая деньги. Вы слышали разницу; не пожелайте принять их толкование; ибо оно или относится к будущему, или недостоверно. Ибо невозможно, чтобы Никифор, как они лгут, был львом, а Оттон - львенком, которые совместно кого-то изгонят. Ибо «раньше, в скитаньях пройдя родные пределы, изгнанник парф к Арару испить подойдет, а к Тигру германец»110, чем Никифор и Оттон станут друзьями и заключат друг с другом союз.
98
Возможно, у самого Лиутпранда было написано правильно: Брия, вместо ошибочной Умбрии. Брия - совр. Приас - лежит между Мальтепе и Харталими в Вифинии.
101
Салернская хроника, III, 555: «Брат Пандульфа Ромуальд с детства жил среди греков и не хотел уже возвращаться га родину из-за своей гордыни».
102
По предположению Шлюмберже (Никифор, с. 644) Византии из Бари был отправлен стратигом фемы Лангобардия к Никифору в качестве вестника.
103
Под зверинцами (briolia, perivolia) здесь следует понимать охотничьи угодья, где никто кроме владельца (феодала) охотиться не имел права. Ср. Ant., III, 14.
106
Об этом см.: Rambaud A. L’empire grec au X siecle. Constantin Porphyrogenete. - Paris, 1870. S. 26.
108
Речь идет об Ипполите, избранном в 217 г. антипапой в Риме в противовес Каликсту I. Император Максимин Фракиец сослал его в 235 г. на о. Сардинию, где тот вскоре после этого умер. Ипполит был автором сочинения «Об Антихристе», которое и имеет в виду Лиутпранд.
.
109
В Западной Европе того времени не принято было пить сырую воду. Ее использовали за столом только для умывания рук. Однако Кёлер (с. 69 и сл.) считает, что Лиутпранд обозначал этим термином (balnea) так называемую «кальду» (calda; calida - доел, «теплая вода») римлян - теплую воду, смешанную с вином и медом.