Они умерли от общей слабости и голода после того, как в течение девяти дней, без еды и керосина, были заперты в палатке пургой. Мёртвые, они прижимались к собранным геологическим образцам. Кроме того, большая коллекция лежала на санях, фотографии же они оставили лишь за несколько миль до места стоянки. Из дневника капитана Скотта явствует, что они заметили следы Амундсена на 88° ю. ш. и по ним дошли до полюса, которого Амундсен достиг 17 декабря, то есть на месяц раньше наших людей. На обратном пути погода была вполне сносная, поверхность плато, по которому они шли, также была хорошая, но продвигались они по леднику недостаточно быстро, главным образом из-за падения Эванса. У подножия ледника он упал, получил сотрясение мозга и так и не поправился. Он умер, когда они достигли нижнего склада на леднике.
Когда они вышли на Барьер, положение их с каждым днём становилось хуже. Лёд под ногами был неровный, температура упала до -30° [-34,4 °C] и иногда даже доходила до -40° [-40 °C], облака закрывали небо. Они делали всего лишь по несколько миль в день и с большим трудом дошли до своих складов на 81°30′ ю. ш. и 80°30′ ю. ш. У всех были серьёзные обморожения. Отс, у которого началась гангрена, чувствовал себя обузой для партии. За несколько миль до склада "Одна тонна" поднялась пурга. Отс, обсудив с товарищами положение, очевидно, принял решение пожертвовать собой ради блага остальных. Он сказал товарищам, что выйдет на некоторое время из палатки, ушёл в метель, и больше они его не видели. Остальные продолжали упорно идти вперёд, непрестанно теряя силы, пока их не заставила остановиться последняя пурга, длившаяся девять дней и прикончившая их. Аткинсон утверждает, что, дойди они до склада, у них всё равно не хватило бы сил его отрыть. Их кончина содержит лишь одно, пусть слабое, утешение: я уверен, что более лёгкой гибели, например от падения со всеми своими материалами в трещину, они сами предпочли бы медленную мучительную смерть, дававшую надежду на спасение их записей и собранных образцов, то есть результатов экспедиции".
В тот вечер, когда возвратилась поисковая партия, мы до глубокой ночи беседовали о всём пережитом. Восхождение на Эребус отложили на один-два дня, чтобы ещё пообщаться с товарищами, а Гран и Хупер тем временем подготовились к путешествию.
Второго декабря мы дошли до мыса Ройдс, откуда намеревались атаковать гору. Продуктов взяли на две недели, и именно столько продлился поход. Задержались всего лишь на два дня на высоте 5 тысяч футов [1525 м] над уровнем моря, выжидая, пока рассеются низкие облака под нами, остальное же время неуклонно поднимались вверх. На пути к старому кратеру исследовали нунатак[105] и дали ему название "Пик Дмитрий"[106], а восьмого декабря стали лагерем внутри кратера. Здесь мы провели несколько дней, затем Дебенхэм и Дикасон остались, чтобы закончить нанесение местности на карту, остальные же четверо разделили между собой необходимое снаряжение и пятидневный запас продуктов и начали крутой подъём ко второму кратеру. Стараясь держаться как можно ближе к скалистым рёбрам горы, мы поднимались без особого труда, и за три часа дошли до второго кратера на высоте 11,5 тысячи футов [3507,5 м]. Здесь поставили палатку, но из-за холодного южного ветра со снегом были вынуждены на сутки отложить все работы. Примечательно, что на уровне моря температура в эти дни неизменно держалась около -20° [-28,9 °C], у нас же в лагере она колебалась между -15° и -36° [между -26 °C и -37,8 °C]. Иными словами, мы испытывали воздействие температуры на 68° ниже точки замерзания, и это в разгаре лета, тогда как профессор Дейвид застал здесь даже осенью несколько более высокую температуру.
Двенадцатого декабря в первом часу ночи меня разбудил Гран и сообщил, что погода ясная. Я выглянул из палатки и убедился, что это действительно так, и если мы хотим взойти на вершину, то это самый подходящий момент. На небе ни облачка, только красивый султан пара вздымается кверху, говоря о том, что вулкан действует. Недаром предыдущей ночью нас разбудил грохот настоящего извержения.
Из-за разреженного на такой высоте воздуха мы двигались с большой осторожностью и через каждые несколько ярдов останавливались, чтобы не перегрузить сердце и лёгкие. И всё же медленно, но верно мы одолели две или три мили [3,2–4,8 км] до действующего конуса и в 6 часов утра взошли на вершину горы, на высоту 13 тысяч футов [3965 м] над уровнем моря. Попытались определить высоту по барометру, но он не работал, а при сильном ветре, не имея надёжного укрытия, нельзя было зажечь спиртовку и вскипятить воду. Сделав несколько снимков и положив под камень записку, мы не мешкая подготовились к спуску, так как Хупер жаловался, что не чувствует своих ног. Это означало, что они отморожены, и я отправил пострадавшего в сопровождении Абботта домой, сам же вместе с Граном не спеша спускался к лагерю, собирая по пути образцы пород.
Футов пятьсот [152,5 м] уже осталось за нами, когда, меняя плёнку в фотоаппарате, я обнаружил с досадой, что записка лежит у меня, а вместо неё под тур на вершине горы положена баночка с проявленной плёнкой. Гран вызвался сбегать наверх и поменять баночки. Едва он добрался до тура и водворил на место истинную записку, как произошло извержение. Гигантский выброс пара сопровождался грохотом взрыва, в воздух взлетали большие глыбы пемзы. В основном они падали обратно в кратер, но некоторые ложились вокруг Грана. Он пригнулся к земле, чтобы избежать ядовитых испарений, и остался цел и невредим, если не считать тошноты. При первых звуках извержения я бросился наверх, продвигаясь короткими перебежками от укрытия к укрытию, и когда был уже у самой вершины, из облака пара вынырнул очень весёлый Гран, переполненный впечатлениями от всего виденного.
После этого небольшого приключения мы продолжили путь к своей стоянке, собирая всё время геологические образцы, несколько часов отдыхали в палатке, затем сняли лагерь и на склоне горы запаковались. Спуск был значительно быстрее подъёма — теперь мы не только не избегали снежников, а напротив, искали их, найдя же, ложились на снег плашмя и скользили вниз, регулируя скорость движения ледорубами.
Одно лишь несколько омрачало наше возвращение на мыс Ройдс: Гран неважно себя чувствовал — несомненно, из-за того, что во время извержения он надышался сернистыми испарениями. По дороге мы взобрались на спящий вулкан, названный впоследствии горой Хупер, и тщательно его исследовали. Несмотря на эту задержку и короткую остановку из-за метели, мы шли так быстро, что уже 15 декабря ночевали на старой зимовке Шеклтона. Там мы застали Кемпбелла, заканчивавшего нанесение мыса на карту, я отчитался перед ним о походе, и мы вместе вернулись на мыс Эванс.
До конца декабря Дебенхэм, Уильямсон, Дикасон и я производили съёмку района мыса Ройдс, рождество и Новый год все вместе праздновали в хижине Шеклтона.
Второго января мы вернулись на мыс Эванс и стали ожидать прибытия корабля. Никто не терял времени даром — подготавливали экспонаты для зоологических коллекций, вычерчивали карты, собирали и обозначали наклейками образцы пород и т. д. Восемнадцатого января пришла "Терра-Нова", мы сообщили печальные вести офицерам и команде. После нескольких часов тяжкого труда погрузили на борт снаряжение и личные вещи и распрощались с мысом Эванс навсегда. По пути на север "Терра-Нова" зашла на мыс Ройдс, в бухту Гранит, на морену "Врата Ада" за припрятанными образцами; там же по просьбе Кемпбелла был оставлен большой продовольственный склад. Затем нос судна решительно повернулся на север, и в начале февраля, после короткого спокойного плавания на горизонте появилась Новая Зеландия. Прежде всего мы зашли в порт Акароа, бросили там якорь и стояли до тех пор, пока не была отправлена роковая телеграмма, поведавшая миру об успехе экспедиции и её тяжкой утрате. На следующий день мы пришли в Литтелтон, где находилась Новозеландская база экспедиции. На этом закончилась история Северной партии и всей экспедиции в целом.
В этой истории много необычного, и мы полагаем, что оправдали своё существование на белом свете хотя бы тем, что доказали: партия, отрезанная от своей базы, фактически лишённая источников питания, может прожить на одних лишь скудных местных ресурсах, правда без комфорта, но и без особой опасности для её участников. Зима 1912 года бесспорно оставила свой след на всех нас, никому не хотелось бы вновь оказаться в таком положении[107]. И всё же для меня, да, наверное, и для других участников партии, Зов Юга остаётся непреодолимой силой, действие которой скорее усилили, чем уменьшили перенесённые невзгоды. Лишения и тяготы лишь научили нас воспринимать простые блага обычной жизни как изысканные удовольствия, сплотившее нас чувство товарищества помогало переносить трудности и радоваться радостям. После того как мы присоединились к товарищам на мысе Эванс и затем на "Терра-Нове", отношения между членами нашей партии служили неиссякаемым источником шуток для остальных участников экспедиции. "Их водой не разольёшь" — говорили о Северной партии. Это и в самом деле так. Ведь, наверное, никому никогда не было дано так хорошо познать своего ближнего, как нашей шестёрке, которая семь месяцев прожила в самой настоящей "снежной дыре".
105
Нунатак (эскимосск.) — изолированная скала или горный останец, выступающий над поверхностью ледника. Наиболее типичны для периферии ледниковых покровов Гренландии и Антарктиды. (