В это утро мы согрелись не сразу, потому что довольно сильно промерзли еще до подъема, но тем не менее управились с завтраком быстрее обычного. Может быть, подстегивала мысль, что если не случится ничего экстраординарного, следующий раз мы будем есть уже на мысе Адэр.
После завтрака мы протащили сани около пяти миль [8 км] до самой выдающейся точки мыса Адэр, здесь их оставили, а сами взвалили на плечи спальные мешки и прошагали еще 12 миль [19,3 км].
Левик, Дикасон и Браунинг, последние два дня выходившие нам навстречу, встретили нас милях в четырех [6,4 км] от дома. Мы не без удовольствия отдали им большую часть груза и спустя полтора часа уже сидели в хижине, уписывая огромные бутерброды и запивая их горячим чаем. Вечером нас поставили на весы. Кемпбелл потерял за время похода три фунта [1,36 кг], я — пять [2,3 кг], Абботт же, который в момент выхода находился в наихудшей форме, похудел на девять фунтов с четвертью [4,2 кг].
Глава IX
Август на мысе Адэр
Потребовался всего один день после возвращения из похода, чтобы мы втянулись в привычный ритм жизни, и он напоминал о себе только возросшими аппетитами и стремлением есть сахара значительно больше, чем это полезно. Впрочем, нас вскоре и вовсе отвернуло от сладкого, камнем ложившегося на желудок.
После нескольких дней отдыха Кемпбелл предложил мне сопровождать Левика, Дикасона и Браунинга в походе за оставленными санями. Восьмого августа мы вышли из залива, взяв с собой только спальные мешки, а из еды — немного сухарей и шоколада для ленча. По первоначальному замыслу мы должны были идти со вторыми санями, поставив их на железные полозья. Битых три часа их терли наждаком и парафином, и все только для того, чтобы убедиться, что сани надо сначала укоротить, а потом уж ставить на полозья. Мы отложили это занятие на другое время, взвалили мешки на плечи и пошли.
Из ткани, предназначавшейся для перегородок между нашими закутками, и белого полотна Абботт смастерил заплечные мешки для спальников, настолько удобные, что в пути я почти забывал про свой груз. Не сравнить с нашим возвращением из похода, когда мы в его последней пешеходной части несли спальные мешки на лыжных палках через плечо. Из этого следует, что упаковка личных вещей должна быть продумана не хуже остального экспедиционного снаряжения.
Боюсь, что на этот раз я утратил репутацию человека, безошибочно определяющего расстояния. Я сказал Дикасону и Браунингу, что до саней осталось не больше мили [1,6 км], а на самом деле нам пришлось прошагать намного больше двух миль [3,2 км]. Меня извиняет лишь то, что в Антарктике расстояния очень обманчивы.
Кристаллы льда на морских водорослях
Один комичный случай из нашего тройственного похода доказывает, что без соответствующего антарктического опыта судить о дальности нельзя, даже с приблизительной точностью. На второй день пути утром я между прочим заметил, что при наших темпах передвижения мы достигнем острова Дьюк-оф-Йорк примерно через два дня. Абботт решительно заявил, что мы придем к цели до наступления ночи, и так настаивал на своем мнении, что в конце концов мы заключили пари: если проиграю я, то ставлю бутылку пива, если Абботт — он угощает меня лимонадом. В этот вечер мы ночевали в восьми милях [12,9 км] от острова, на месте же были назавтра к вечеру. Но дело-то в том, что, определив на глаз предполагаемый путь до острова, я умножил его на два и только таким образом получил почти правильное решение.
По дороге мы сделали лишь два привала и подошли к саням засветло, когда можно было разбить лагерь на снегу и сварить ужин, не пользуясь свечами, что и всегда-то намного удобнее, особенно же если кашеварит неопытный кок, как это было в этот вечер. Мы, наверное, перестарались — накидали слишком много снега и льда на борта палатки, — но события недавней бурной ночи были еще свежи у меня в памяти, а мои спутники находились под впечатлением наших красноречивых рассказов.
Девятого мы проделали несколько миль на север вдоль берега, но поверхность льда по-прежнему была настолько плохой, что при всем желании идти быстро мы продвигались со скоростью черепахи и стали лагерем в нескольких милях от дома. Пока мы устраивались под защитой большого выступа, погода ухудшилась, поднялся сильный ветер. Был момент, когда казалось, что не миновать повторения последней метели, но, к счастью, ветер вскоре улегся. На следующий день благополучно вернулись на зимовку. В миле [1,6 км] от берега нас встретил Кемпбелл и сообщил, что Абботт потянул ногу и был вынужден весь день пролежать, но растяжение быстро проходит и через пару дней он снова будет на ногах. Наша вылазка, как и положено, опять закончилась позорной оргией из чая с бутербродами.
Такой непродолжительный поход не угрожает участникам серьезными неприятностями, хотя температура воздуха оставалась низкой и на обратном пути оба дня нам докучал отвратительный ветер с северо-северо-востока. Главной особенностью похода было необыкновенно веселое расположение духа всех его участников, и когда я обращаюсь к нему памятью, стараясь припомнить какие-нибудь инциденты, в частности когда пишу эти строки, в моем сознании немедленно возникает некий приятный фон. И, по мере того как память моя проясняется, он принимает форму припева к песенке, которую непрестанно мурлыкал себе под нос Браунинг, разжигая примус или готовясь к ночлегу. Слова у него такие:
День-два после возвращения мы занимались только тем, что делали записи об обоих походах и лишь изредка выходили размяться. Погода оставалась хорошей, в течение двух или трех дней Антарктика была повернута к нам своей лучшей стороной.
Особенно прекрасно было утро 12 августа. Когда мы вышли из дому, луна висела низко над западными горами и казалась в три раза больше, чем в Англии. Она была темно-желтого цвета с золотистым оттенком, игра теней и света подчеркивала неровности ее поверхности и хорошо их выявляла.
Горы на нашем мысу виднелись совершенно отчетливо, казалось, что долины и хребты вырезаны из камня, как на камее. Хотя гряды облаков большую часть дня скрывали от нас солнце, горы и холмы перед ними в продолжение трех или четырех часов купались в солнечном свете. Они словно хотели в это утро вознаградить нас сторицей за трудности, выпавшие на нашу долю в санном походе. Но падение температуры воздуха утром и накануне вечером сопровождалось возникновением вихрей и столбов морозного тумана к северу от нас — это означало, что на морском льду открылись старые разводья.
Несколько дней спустя мы с Левиком отправились посмотреть на такой участок чистой воды, замеченный недалеко от мыса, и впервые поняли, что наши санные походы находятся под угрозой. На полпути до окончания мыса дорогу нам преградила полоса воды со снежурой[59], где на волнах покачивались небольшие льдины и айсберги. Если такие разводья встречаются и дальше на запад, то прощай санные экспедиции, по крайней мере в ближайшее время. Было настолько холодно, что вскоре после разрыва льда вода покрылась мешаниной из ледяных кристаллов. Они не дали бы нам пересечь водное пространство на легкой лодке, но и саням здесь, конечно, не пройти. Мы бы попали, фигурально выражаясь, между двух огней и были вынуждены остановиться. Но не исключено, что разводья открываются и затягиваются в зависимости от местных условий, возможно даже, что на этот процесс влияет специфический рельеф мыса Адэр, и тогда на севере и на западе может быть такая же обстановка, какую застала на участке морского льда от мыса Баттер до бухты Рилиф Северная партия экспедиции Шеклтона. Борхгревинк, к сожалению, не оставил никаких записей, из которых явствовало бы, сталкивалась ли с подобной ситуацией экспедиция на «Южном кресте». А нам так важно было это знать! Никого из нас почему-то не прельщала перспектива утонуть в море и стать печальным примером неосторожности в назидание другим мореплавателям.
59
«Снежура» — термин у синоптиков, означающий начало кристаллизации воды. Другое значение — скопление снега, плавающего в воде.