Глава XVII
Зимний быт
Итак, девятнадцатого марта мы окончательно переселились в новое жилище, и отныне все наши помыслы были направлены на то, чтобы как можно лучше в нем устроиться. С середины февраля выдача лакомств была полностью прекращена, но теперь я раскрыл ящики с шоколадом и сахаром и начал их выдавать по скудной норме, почти не изменявшейся до конца зимы.
Непрекращавшийся ветер открыл нам глаза на опасность, угрожавшую партии, если не удастся запастись тюлениной на весь зимний сезон. Хорошо уже представляя себе, на сколько хватает одного тюленя, я подсчитал, что даже при половинных пайках требуется по крайней мере пятнадцать туш. Мы же пока что убили только шесть ластоногих, причем двоих не разделали, из-за чего их мясо можно было использовать лишь при крайней необходимости. Тюлени любят ветер не больше, чем мы, и пока с плато задувает, вряд ли они будут появляться в большом числе. Вывод один — придется сесть на голодную диету. Рацион сократили наполовину, соответственно, похлебки стали жиже и хуже насыщали. В них теперь обязательно входило тюленье сало, нарезанное дюймовыми кубиками [2,54 см]. В этом виде, как мы убеждались неоднократно, оно выделяло меньше жира.
Кроме тюленины, заготовили несколько пингвинов Адели и приберегали их для утреннего супа. Пингвинятина пользовалась большим успехом. Тюленина, довольно пресная, вскоре всем приелась, хотя, казалось бы, голодным людям все хорошо, пингвинье же мясо придавало утренней похлебке некоторую пикантность, она становилась как бы новым блюдом. Пингвинятина и некоторые другие приправы (о них пойдет речь ниже) помогали нам в течение стольких месяцев выносить неизменный тюлений суп.
О сухарном пайке я уже говорил, остается сказать о других немногочисленных продуктах, имевшихся у нас в таких ничтожных количествах, что они тоже стали символом роскоши. После того как половину сухарей, сахара, шоколада и какао мы отложили для месячного санного перехода по берегу, на зиму осталось очень мало провизии. Я разделил ее на порции и выдавал по двенадцать кусков сахара на брата в воскресенье, полторы унции [44,7 г] шоколада — в субботу и каждую вторую среду, двадцать пять изюминок — в конце месяца. И еще остался небольшой неприкосновенный запас для празднования дней рождения и других особых случаев.
Во время летнего санного путешествия мы, к счастью, сэкономили несколько пачек чая, и когда утратили надежду на приход «Терра-Новы», их тоже отложили про запас. Кроме того, на зиму оставалось двенадцать банок какао, и по зрелом размышлении решили их использовать следующим образом. Пять дней в неделю кок сыпал в котел с кипящей водой три чайных ложки какао — ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы заглушить запах сала, которым неизменно отдавал кипяток из наших котлов. В воскресенье эту функцию выполняли три ложки чая, в понедельник заново кипятили те же чаинки или же пили чистую воду. Подобный напиток не расстраивал нервную систему и не отягощал пищеварения, и человек с богатым воображением при желании мог отчетливо различить вкус чая в первой заварке. Вторичной не в силах была помочь даже самая буйная фантазия, и в середине зимы большинство из нас обычно голосовало за чистую воду, а использованные чайные листья отдавали курильщикам. Чай подсушивали в жестяных мисках над лампами для чтения, смешивали со стружками, которыми были переложены банки с мясным экстрактом фирмы «Оксо», и курили вместо табака.
Имевшийся у нас с собой небольшой запас «Оксо» явился величайшим благом, так как экстракт придавал супам специфический вкус. Раз в три дня у нас был суп «Оксо», который все ждали с нетерпением.
Дверь в пещеру
Таков был в общих чертах наш зимний рацион, разнообразившийся время от времени теми или иными приправами, о которых я не премину упомянуть в ходе повествования. Конечно, в него внесло радикальные изменения затянувшееся сверх всех ожиданий вынужденное пребывание на острове Инекспрессибл. В глубине души я уверен, что недостаток мяса и сала тюленя, причинявший нам в то время столько страданий, на самом деле оказывал благотворное действие. Будь этой высокопитательной еды сколько угодно, имей мы возможность наедаться до отвала, вряд ли наши органы пищеварения и печень выдержали бы такую нагрузку. Мы бы стали мрачными и раздражительными, вполне возможно, что к концу шести месяцев перессорились между собой и мир в пещере так и не восстановился бы. Все мы, конечно, познали муки голода, мало кому выпадающие на долю, но тем не менее на протяжении всей зимы чувствовали себя на удивление хорошо для данных обстоятельств. И объясняется это прежде всего той же самой причиной, которая вызывала столь мучительную сосущую боль в животе, — недоеданием.