– Официально нет, но, если не утонешь в сугробе и не потеряешься по дороге, то можно, – просто ответил Поляков.
Поговорив немного с китайскими коллегами на английском (сквозь китайский акцент непросто понять значение английских слов), я, разочарованный своим знанием языка, ушел спать. По дороге меня поймал начальник станции и торжественно объявил, что завтра я должен слетать на «Дружную-4». Дело в том, что помимо основных станций, в Антарктиде есть целая сеть полевых баз. «Дружная-4» как раз и являлась одной из них.
«Ну, хотя бы на вертолете полетаю», – с этой мыслью я и уснул.
На утро я, сонный, в самом скверном расположении духа, выглянул в окно. О чудо! Пингвин! Его черная спинка и беленький животик быстро и неуклюже перемещались по камням метрах в 120 от кампуса. Стая мужиков в черных куртках бежала следом за ним. Я оделся на скорую руку, схватил фотоаппарат и выскочил на улицу. Примкнув к стае воодушевленных полярников, я тоже стал восторженно разглядывать пингвина, которому было явно некомфортно бежать по оазису.
– Пингвина руками не трогать! – прокричал главный зоолог станции, Владимир Чайкин.
Мне показалось, что пингвин был шокирован от такого количества внимания и шума. Он стал гоготать, на что получил логичный вопрос: «Зачем ругаешься, Вася?».
Через некоторое время интерес к пингвину остыл, и полярники отправились на завтрак. А я получил уникальную возможность сфотографировать животное. И еще полчаса проползал на животе перед пингвином в поисках удачного кадра.
Мне повезло, Вася был в хорошем настроении. Он с удовольствием махал крыльями и гоготал. Белые, с большими черными зрачками глазки внимательно осматривали меня. Его белое пузико приятно отражало солнечный свет. Уже неторопливо, но по-прежнему неуклюже перебирая оранжевыми лапками, пингвин добрался до места, покрытого снегом, лег на живот и покатился в сторону океана.
Во время фотоохоты я совсем не заметил, что руки мои замерзли без перчаток, а куртка была вся мокрая. На завтрак я не успел, и почти сразу отправился вертолетом на «Дружную» в самом прекрасном расположении духа.
Как оказалось, на «Дружной» жили в основном геологи, еще геологи и их друзья-геологи. Однако большое скопление геологов обоснованно. В недрах Антарктиды находится множество полезных ископаемых. Ученые ведут исследование древнейших континентальных морен, осадков на дне антарктических вод.
Садясь в вертолет, я вдруг вспомнил, что не написал сообщение Юле о прибытии. Она, наверное, волнуется. От моего хорошего настроения осталась лишь яркая картинка пингвина в моей голове. Я понял, что жутко скучал по ней все это время. Даже когда ползал за пингвином. Особенно когда ползал за пингвином.
Вечером я уже был в своей комнате на «Прогрессе» и собирался написать Юле. Я уже открыл ноутбук, налил чаю, размял пальцы и взглянул в окно, чтобы собраться с мыслями. Начиналась метель. Вихри снега кружили у берегов. Небо стало серым. Кто-то поспешно собирал установки и вещи, оставленные на улице. Я был рад, что нахожусь в своем теплом уголочке.
«Я собираюсь писать емайл. Что дальше? Аська? Телеграф? Голубь?» – за окном птица отчаянно махала крыльями, но сдвинуться с места у нее не получалась. «Нет, голубь не долетит», – я начал письмо.
Вдруг раздался громкий стук. Рубахин открыл дверь и вошел.
– Ну что, как ты? Как поездка? – озабоченно спросил он и уселся на мою кровать.
–Нормально, – устало выговорил я. – На Дружной одни геологи сидят. Я, конечно, их послушал и даже что-то понял, но я не особо этим интересуюсь.
–Как это ты не интересуешься? – его лицо вытянулось от изумления, – А ты вообще кто? Геолог или так, журналист из бесплатной газеты?
– Я гидрогеолог. Гидро значит жидкость. А мне все про песок какой-то рассказывали. Ну, хоть покормили, спасибо и на этом, – я активно размахивал руками.
– Погоди, нам говорили, что геолог приедет. Ну-ка пошли к начальству!
Я бросил письмо на половине слова.
Как оказалось, с моими документами произошла какая-то путаница. В чем ее причина, я так и не понял.
На следующее утро, за завтраком, Поляков мне торжественно объявил, что на «Прогрессе» делать мне абсолютно нечего. Понимая, к чему ведет такой разговор, я всеми силами пытался переубедить начальника станции, но он был непреклонен и отчасти прав. Было решено отправить меня на «Восток», полярную станцию в глубине материка. Услышав это, я приуныл.
– Да не вешай нос, дружище! – подбадривал меня Рубахин. – Там не так уж и плохо. Ну, немного холодно.
Я усмехнулся. «Ага, немного холодно», – передразнивал я Рубахина в своей голове, – «-57 градусов, это еще в лучшем случае».