«Ну-ну, раскис! — упрекнул он себя. — Неврастеник! Кому ты нужен в пригородном лесу. Вот сейчас выйду на шоссе, голосну машине и через час буду в цивильной жизни».
Прошло около трёх часов, а шоссе всё не было, лес густел — должно быть, он сбился с прямой, обходя деревья и кусты. Небо пока было светлым, и темнота только-только начинала подниматься от земли, обволакивая низкий кустарник и овражки, на посеревшем небе проявилась полупрозрачная, ущербная луна, её то скрывали низкие облака, то она, бледно желтея, проглядывала сквозь промоины и между ними. Темнота быстро сгущалась, в травах и кустах послышались чьи-то осторожные шажки, шорохи и попискивание.
Уу-ух… — тоскливо простонало над головой в ветвях. Михайлов вздрогнул и вытер со лба холодную испарину. «Птица, — сказал он себе. — Конечно птица, мало ли здесь разных тварей».
Несколько часов бесполезных блужданий пробудили голод и жажду, он устал и сел передохнуть на пенёк, одиноко торчащий на поляне в окружении старых усохших деревьев с молодой порослью у корней. Теперь уже стало совсем непонятно, в какую сторону идти, показалось невозможным выбраться из леса, и он, возможно, умрёт здесь в одиночестве, а чёрные птицы обгложут до костей, как лосёнка.
…В той коммуналке, где жил он в детстве, были длинные унылые коридоры, тускло освещённые, часто совсем тёмные, потому что мальчишки выкручивали, озорничая, лампочку. Однажды, возвратившись домой, он ощупью шёл в непроглядной темноте коридора, нащупал ручку своей двери — и ужас овладел им. Это была незнакомая круглая ручка, значит, и другая дверь, хотя он не мог ошибиться — только его квартира находилась в торце длинного коридора. Страшное одиночество овладело им — он выброшен из жизни, умрёт от страха у чужого порога… Со слёзами он отчаянно забарабанил в незнакомую дверь, она вдруг распахнулась, и старуха соседка заворчала:
— Опять ключ потерял?! Ходют, ходют, открывай вам всем…
Михайлов пристыдил себя за вспомнившийся тот детский и сегодняшний страх и громко сказал:
— Выберусь, чёрт возьми!
Встав с пенька, он упрямо двинулся вперёд, не выбирая направления.
В глубинах леса зародился тяжкий гул, нарастая, быстро приблизился, порывом ветра согнуло дерево, под которым стоял Михайлов, жестоко затрепало ветки. Ветер прокатился дальше, и одновременно с затихающим его шумом за спиной Михайлова кто-то длинно вздохнул. Он обернулся, и волосы на голове шевельнулись: метрах в десяти стоял лось. Весь голубой от лунного мертвенного света, с высоко поднятой головой, утяжелённой рогами, он смотрел на Михайлова тёмными провалами глаз неподвижно и грозно.
Они стояли друг против друга, оба вскормленные этой землёй, оба её дети — человек и лесной зверь.
«Конец, я пропал! — подумал Михайлов, но в оцепенении не мог двинуться с места. — Конец! Он знает, кто убил лосёнка, он раздавит рогами, втопчет в землю…»
Новый сильный порыв ветра прокатился по лесу, пригнул верхушки деревьев, лось же, злобно фыркнув, нагнул голову и двинулся на Михайлова. Это вывело его из оцепенения. Дико закричав, он бросился бежать, и лес рванулся навстречу. Деревья, словно сговорясь, вставали на пути, он ушибался о них, колючий кустарник цеплялся за одежду и рвал кожу, над головой промелькнула бесшумная тень, раздался жуткий вопль-хохот, острым ударило в затылок… Михайлов бежал, чувствуя, как за воротник рубашки стекает горячее и мокрое. Горло пересохло, сердце превратилось в комок боли, он бежал, пока не споткнулся о корень и не полетел в глубокую яму, устланную по дну прошлогодними прелыми листьями. Неудобно подвернулась нога, острая боль на миг заслонила страх перед погоней. Он лежал скорчившись на дне ямы, стараясь сдерживать стон и громкое дыхание.
…Сова неясыть следила за человеком на берегу, он не проявлял враждебности, но вдруг раздались выстрелы, детёныш лесного зверя упал замертво. Человек съел небольшую часть мяса, остальное оставил воронам. Непонятное существо! Зачем убивать большую добычу, если насытишься небольшой её частью? Вечером и ночью человек принялся кружить по лесу, натыкался, как слепой, на деревья, подходил близко к обрыву над рекой, возвращался в чащу… Зачем? Он ищет дупло, чтобы тоже убить? Да, вон совсем близко продирается сквозь кусты! Совин налетел на него сзади, ударил когтями. Человек ещё немного пробежал и свалился в яму. Наверное, он уже мёртв и у воронов завтра опять будет праздник…
Яма пахла гнилой сыростью и мышами, Михайлов напряжённо прислушивался к лесным звукам. Было удивительно тихо, ветер успокоился, и ему подумалось, что лось вообразился от игры света и теней, но всё же он так хорошо запомнился — голубой, с искрами в тёмных провалах глаз, правда, за звоном крови в ушах во время бега он не слышал топота лосиных копыт — был ли лось?