— Ну, а хозяйством ты не надумал заняться? — спросил Анджей.
Антек поцеловал у него руку и сказал:
— Уж вы пошлите меня туда, где учат мельницы строить.
И мать и сосед, словно по команде, пожали плечами.
Злосчастная мельница, моловшая зерно на другом берегу Вислы, так запала в душу мальчика, что никакой силой ее оттуда нельзя было вырвать.
После долгого совещания решено было ждать. Вот и ждали.
Шли неделя за неделей, месяц за месяцем, мальчику сравнялось уже двенадцать лет, а помощь от него в хозяйстве все была невелика.
Он стругал свои палочки и даже вырезал из дерева диковинные фигурки. И только когда у него ломался ножик, а мать не давала денег на новый, он нанимался к кому-нибудь на работу. То он ночами лошадей на лугу стерег, утопая в седом тумане и любуясь звездами; то водил волов на пашне, ходил в лес по ягоды или грибы и, набрав полную корзину, продавал ее за несколько грошей шинкарю Мордке.
А дома у них все не ладилось. Хозяйство без мужика — что тело без души; а отец Антека, как известно, покоился уже несколько лет на том холме, откуда сквозь живую изгородь, усыпанную красными ягодами, глядят на деревню печальные кресты.
Вдова на пахоту нанимала работника, платила подать в волость, а уж на то немногое, что оставалось, кормилась с обоими детьми.
Вот и ели они изо дня в день пустую похлебку и картошку, иной раз кашу и клецки, реже горох, а мясо — разве только на пасху.
Случалось, что и этого не было в доме, тогда вдова, которой незачем было топить печку, чинила одежду сыновей. Маленький Войтек плакал, а Антек от скуки ловил в обеденную пору мух и отправлялся во двор стругать свои лесенки, заборы, мельницы и фигурки святых. Надо сказать, что он начал вырезать и святых — правда, пока еще без лица и рук.
Наконец кум Анджей, верный друг осиротелой семьи, нашел Антеку место у кузнеца в соседней деревне. И вот в воскресенье он повел туда вдову и мальчика. Кузнец принял их хорошо. Он осмотрел руки и плечи Антека и, убедившись, что мальчик для своих лет достаточно силен, принял его в учение с условием проработать в кузнице шесть лет без оплаты.
Страшно и тоскливо было мальчику глядеть, как его плачущая мать и старый Анджей, простившись с ним и с кузнецом, скрылись за огородами на дороге, ведущей к дому. Но еще тоскливее стало позже, когда ему впервые в жизни пришлось ночевать под чужим кровом, в каком-то сарайчике, вместе с другими учениками кузнеца, которые за ужином съели его долю, а на сон грядущий дали ему несколько тумаков в залог будущей дружбы.
Но когда на следующее утро, поднявшись с рассветом, они отправились всей гурьбой в кузницу, когда развели огонь в горне и Антек принялся раздувать его пузатыми мехами, а остальные запели вместе с мастером утреннюю молитву и начали ковать молотками раскаленное железо, — в мальчике проснулась какая-то новая жизненная сила. Звон металла, мерные удары, песня, которой вторило лесное эхо, — все это опьянило Антека. Казалось, ангелы небесные натянули в ею сердце какие-то струны, неведомые другим деревенским детям, и струны эти зазвучали только сегодня — под вздохи мехов и грохот молотов, в брызжущих из железа искрах.
Ах, какой отличный вышел бы из него кузнец! А может, и кое-что побольше… Но мальчик, хоть и страшно ему нравилась новая работа, по-прежнему думал о своих ветряных мельницах.
Кузнец, нынешний опекун Антека, был человек обыкновенный. Он ковал железо и пилил его — ни хорошо, ни плохо. Случалось, он избивал мальчиков до того, что они распухали, но больше всего он заботился о том, чтобы те не слишком быстро выучились ремеслу. А то еще вздумает такой малокосос, окончив учение, тут же, под носом у своего мастера, обзавестись собственной кузницей и заставит его старательней работать…
Надобно знать, что у мастера была одна особенность.
На другом конце деревни жил большой приятель кузнеца — солтыс, который обычно трудился не покладая рук, но, когда ему перепадало что-нибудь по службе, бросал все дела и отправлялся в корчму, куда путь лежал мимо кузницы. Случалось это раз-два в неделю.
Захватив заработанные на службе деньги, он идет «под елку»[1], а по дороге, как бы невзначай, заглядывает в кузницу.
— Слава Иисусу! — окликает он кузнеца с порога.
— Вовеки! — отвечает кузнец. — Ну, как там, в поле?
— Ничего, — говорит солтыс. — А как у вас, в кузнице?
— Ничего, — говорит кузнец. — Наконец-то вы из хаты вылезли.
— Да, — отвечает солтыс. — До того я наговорился в канцелярии, что надо хоть чуточку рот ополоснуть. Не мешало бы и вам пойти, наглотались небось пыли?
— Отчего же не пойти, здоровье прежде всего, — отвечал кузнец и, не снимая фартука, отправлялся с солтысом в корчму.
А раз уж он ушел, ученики могли спокойно гасить горн. Хоть бы была у него самая спешная работа, хоть бы светопреставление началось, ни кузнец, ни солтыс до вечера не уйдут из корчмы, разве только солтыса вызовут по казенному делу.
Возвращались они домой уже поздней ночью.
Обычно солтыс вел кузнеца под руку, а тот нес бутылку с «полосканием» на завтра. На следующий день солтыс был совершенно трезв и с рвением принимался за работу до следующего приработка, а кузнец то и дело прикладывался к принесенной бутылке, пока не показывалось дно, и таким образом отдыхал два дня подряд.
Уже полтора года Антек раздувал мехи в кузнице, не интересуясь, казалось, больше ничем, — и полтора года мастер с солтысом регулярно полоскали рот «под елкой». Но однажды приключилось неожиданное происшествие.
Сидели как-то солтыс с кузнецом в корчме, и не успели они выпить по стопочке, как вдруг стало известно, что кто-то повесился, и солтыса насильно вытащили из-за стола. Кузнец, покинутый своим верным собутыльником, вынужден был прекратить «полоскание» и, купив неизменную бутылку, потихоньку отправился с ней домой.
Тем временем в кузницу пришел крестьянин подковать лошадь.
Увидев его, ученики закричали:
— Мастера нет, он сегодня с солтысом «полощет рот».
— А из вас никто не сумеет мою клячу подковать? — спросил расстроенный хозяин.
— Да откуда ж нам уметь! — ответил старший ученик.
— Я подкую вам, — неожиданно сказал Антек.
Утопающий, говорят, хватается за соломинку, — так и крестьянин согласился на предложение Антека, хотя не слишком ему доверял, тем более что остальные ученики стали высмеивать его и ругать.
— Видали, какой выискался! — издевался старший ученик. — Сам в жизни молота в руках не держал, а только огонь раздувал да угли подбрасывал, а туда же, берется лошадь подковать!..
Но Антек, как видно, не раз держал молот в руках: он живо взялся за дело и очень скоро выковал несколько гвоздей и подкову. Подкова, правда, была великовата и не совсем ровная, но все же ученики разинули рты.
И в эту именно минуту вернулся мастер. Ему рассказали обо всем, что произошло, и показали гвозди и подкову.
1