Антери поздоровался со всеми и хотел остаться стоять у двери, но Матти-Олень заметил его и освободил место подле себя на скамье, на которой и без того уже было полно сидящих людей. Антери прошел на указанное ему место, сел и стал следить за ходом собрания.
Председатель отстукивал решения молотком, а секретарь рядом с ним заносил их в протокол. Последовала небольшая пауза, и председатель посмотрел на Антери. Он прокашлялся и заговорил:
— А теперь к нам пришел новый человек, который намеревается стать оленеводом и, насколько мне известно, уже на деле доказал, что у него есть данные для этой профессии. Он сидит рядом с Матти-Оленем, и на спине у него ранец. По-видимому, в ранце запас провизии на неделю и он собирается отправиться в олений лес…
Оленеводы громко рассмеялись шутке, а Антери сообразил, что у него действительно ранец на спине. Он покраснел и упрекнул себя за то, что не снял и не оставил его в сенях. Он поспешно сбросил лямки и положил ранец на пол между ног. А председатель тем временем продолжал:
— Этого молодого оленевода зовут Антери, он спас от голодной смерти одного из оленей, принадлежащих обществу. Катаясь на лыжах по болоту Калтио, он нашел полумертвое животное под елью, дал ему пищи и выходил его. Так мне рассказывали… Было такое дело?
Антери понял, что вопрос адресован к нему. Он встал, как на уроке в школе, и ответил:
— Было. Но я один ничего не смог бы сделать. Матти-Олень…
— Заслуги Матти-Оленя известны, — сказал председатель. — Все-таки это ты нашел его и оказал первую помощь… Тут есть над чем подумать нам всем. Мы проезжаем по лесу на мотосанях мимо всех елей и за шумом мотора не слышим, просит ли кто о помощи… Да ты садись, Антери, — или нет, сделай сперва круг по избе и пожми всем руку, мы хотим познакомиться с тобой. Нам надо знать друг друга, ведь мы работаем на одном поприще.
Антери сделал круг по избе, по очереди протягивая руку всем присутствующим. В свою очередь многие крепкие руки пожали его руку. Обход всех этих незнакомых людей был делом мучительным и напряженным, и под конец Антери был так растерян, что протянул руку своему другу Матти-Оленю. Тот горячо и непринужденно пожал своей корявой рукой протянутую ему руку, и Антери так и не мог решить, допустил ли он погрешность против этикета или нет. Он сел, а председатель продолжал:
— Так вот, Антери хотел бы забрать себе спасенного им оленя. Олень немеченый, и мы не знаем, кому он принадлежит. Какие будут мнения?
Раздался одобрительный гул.
— Я тоже так думаю, — сказал председатель. — Таков обычай с древних времен. Итак, олень принадлежит Антери. Занесем это в протокол… Теперь новому владельцу оленя следовало бы установить, как он пометит своего оленя. Но мы не можем решать этот вопрос здесь. Мы можем только внести предложение в Союз обществ оленеводов, который либо отклонит его, либо одобрит и передаст в Сейм оленеводов для окончательного утверждения… Что у тебя, Матти-Олень?
— На первых порах можно было бы вырезать мой знак, тогда олень не потеряется, если решение Сейма задержится.
— Это дельное предложение, — сказал председатель. — Сейм оленеводов соберется только летом, а к тому времени оленей уже выпустят в леса… Какой у тебя знак?
— На левом ухе засечка сверху, на правом две засечки, сверху и снизу, — сказал Матти-Олень.
— Да, вспоминаю, — сказал председатель. — Левое ухо, значит, почти целое, и на него можно нанести добавочный знак, какого ни у кого нет. Получите у меня на время регистрационную книгу, но, возможно, Матти-Олень и так помнит ушные метки нашего общества и соседних… Как, Матти-Олень, сколько ушных меток и владельцев оленей ты еще помнишь?
— Может быть, две-три сотни, — сказал старый оленевод. — Молодым помнил больше…
Это собрание многое дало Антери. В ушных метках оленей ему открылось нечто новое и удивительно обширное. Он узнал, что в употреблении было двенадцать тысяч меток и что разнообразить их можно было без конца. Старинные и традиционные названия надрезов на ухе неделями вертелись после этого у него в голове, пока он не узнал от Матти-Оленя, что означает зарубка, развилок, дужка, прокол, кирпич или сруб, засечка или отточка, птичья лапа или птичья полулапа, а также лисий пень.
Точно так же он узнал, что в Лапландии насчитывается более двухсот тысяч оленей. Это было немалое количество, и он чувствовал, что дело, к которому он примкнул благодаря Рипсу, было вовсе не шуточное, а, напротив, большое и почетное.