Войдя в зал заседаний и заняв предназначенное ей место, она обратила внимание на мраморный бюст Данте, стоящий поблизости. «Мне показалось, что на лице его было написано хмурое недоумение — что тут происходит? Ну, я понимаю, Сафо, а то какая-то неизвестная дама…»
Д. Н. ЖУРАВЛЕВ. Анна Ахматова. Стр. 331
Мы слышали эту историю не менее десятка раз.
[В стихотворении «Летят года»] Дудин называет Ахматову «Сафо двадцатого столетья» и пересказывает в стихотворных строчках ее разговор с ним.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 441
Ну как только она с кем-то поговорит, сразу появляются у того одни и те же выражения: Сафо, и все тут.
В Оксфорде А. А. очень многое диктовала о себе и своей работе одной англичанке, которая пишет о ней книгу.
Ю Г. ОКСМАН. Из дневника, которого не веду. Стр. 646
Англичанка Аманда Хейт слишком пунктуальна. Ей надо не просто подкладывать, а диктовать.
Едва ли какая-нибудь страна — после, разумеется, России — сыграла в судьбе Ахматовой такую роль, как Англия.
Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 7
Ну что за глупость: «после, разумеется, России». А разве была еще и Россия?
Это та валюта, за которую она покупала ленинградских мальчиков.
Из Северных элегий:
По счастью, всего удалось избежать, но в головы вводилось.
Она прочитала мне свои ответы на вопросы иностранца. <…> Первые ее ответы показались мне чуть замысловатыми, искусственными, а дальше о детстве — чудесно. «Дикая девочка», «Меня принимали за помесь русалки и щуки».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 14
Такие сравнения уместны только в автобиографической прозе — как описание своих ощущений о детстве и своем месте среди людей. Как подложенные мысли для неизвестного автора — претенциозно. Сказала ли бы она про щуку и русалку русскому автору? А если иностранец напишет — потом можно будет цитировать.
«Л. сказала, что стихотворение это очень петербургское. И вдруг добавила: «Впрочем, про ваши стихи давно говорят, что они скорее царскосельские, чем петербургские». <…> Она не пожелала назвать имя человека, который говорит это <…>
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 221
Это говорит она сама. Как про дневники Сафо. Алиби авторства обеспечивается как бы уничижительностью характеристики: мол, ну надо же, как говорят — «царскосельские»! — а с другой стороны: кра-си-и-во!
<…> Большая группа поэтов поехала в Италию по приглашению тамошнего Союза писателей, а ее не пустили, и она говорила, лукаво улыбаясь: «Итальянцы пишут в своих газетах, что больше бы хотели видеть сестру Алигьери, а не его однофамилицу».
То есть она — сестра Данте, так называют ее итальянцы!
И повторяла для убедительности, по-итальянски: «La suora di соlui» («сестра того»). Под однофамилицей подразумевалась поехавшая в Рим Маргарита Алигер, но в каких газетах писали это итальянцы, выяснять было бесполезно.
Найман добавляет:
A «La suora di colui» — это луна в XXIII песне «Чистилища», сестра ТОГО, то есть солнца.
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 121
Сестра солнца, сестра Данте Алигьери… это все Ахматова сама о себе. Кстати, о переводе — она-то для убедительности цитирует газету, а не 23-ю песню «Божественной комедии». А в современном итальянском языке «suora» как «сестра» употребляется только в смысле «сестра-монахиня». Когда она употребляла это выражение «для убедительности», оно могло означать только сестру — жрицу этого бога, Данте. То есть все-таки не равную. Каламбурчик-то она придумала, но, показывая ученость, скомкала его смысл.
При всей кажущейся фактографичности своей мемуарной прозы Ахматова считала уместным вводить в нее «фигуры умолчания», временами набрасывая на беспощадную реальность ту пелену забвения, которая, по мысли Борхеса, «рушит и преображает былое». В какой-то мере она оставляла потомкам «мнимые воспоминания» — может быть, самое ценное, чем владела сама.
Ольга ФИГУРНОВА. Dе memoria. Стр. 20
ЛЕГЕНДА В ДЕЙСТВИИ
Но она невыносима в своем позерстве, и если сегодня она не кривлялась, то это, вероятно, оттого, что я не даю ей для этого достаточного повода.