Мне кажется, что государь, завоевавший республику, к овладению которой имел законные причины, может удовольствоваться тем, что он уже наказал ее в достаточной степени, и предоставить ей вольность. Мало людей думают подобным образом, те же из государей, которые придерживаются такого образа мыслей, будут пребывать в безопасности и создадут себе убежище в наиболее древних и почитаемых городах вновь завоеванных земель, дозволив народу пользоваться всеми их прежними правами и вольностями[15]. О мы бесчувственные! Мы стремимся всем завладеть, как будто бы имеем достаточно времени для пользования этим и будто жизнь наша не имеет конца. Наше время проходит гораздо быстрее, нежели мы думаем; мы пребываем в надежде, что трудимся для себя, на самом деле наши труды пожинают недостойные и неблагодарные потомки.
Глава VI
О новых государствах, приобретенных храбростью и собственным оружием
Если бы люди были беcстрастны, тогда можно было бы простить Макиавелли то, что он желает осчастливить их обществом им подобных. Он был бы новым Прометеем, который похитил небесный огонь, чтобы вдохнуть жизнь в бесчувственные машины. Но человек устроен иначе, ибо ни один из них не бывает бесстрастен. Таким образом, если страсти умеренны, тогда люди, ими обладающие, бывают душою общества, но если дать страстям волю, тогда они приведут общество в хаос.
Между всеми страстями, господствующими в нашей душе, нет ни одной, к которой мы не чувствовали бы влечения, однако ничто не бывает противнее для людей, ничто так не вредит славе света сего, как беспорядочное честолюбие и неумеренное желание ложной славы.
Особа, имеющая несчастье быть рожденной с такими наклонностями, весьма несчастна. Такой человек бывает нечувствителен в своих рассуждениях к происходящему в настоящем, ибо он живет надеждой на лучшее будущее, и ничто на свете не может его удовлетворить. Честолюбие всегда примешивает горечь к тому удовольствию, которое он испытывает в настоящем.
Честолюбивый государь еще более несчастен, чем частное лицо, ибо его стремление к славе равняется на его положение, а поэтому оно своевольнее, необузданнее и ненасытнее. Если честь и величие являются пищей страстей частного лица, то провинции и королевства становятся пищей честолюбия монархов, и в этом случае частному лицу скорее удается получить службу и должность, нежели государям завоевать королевства; следовательно, частное лицо скорее, чем государь, способно удовлетворить свое честолюбие.
В качестве примера Макиавелли приводит Моисея, Кира, Ромула, Тесея и Гиерона. Этот список можно было продолжить за счет тех людей, которые основали особые религиозные движения, а именно Магомета в Азии, Маго Капака в Америке, Одина на Севере и многих других религиозных вождей со всего света[16].
Это место замечательно тем, что открывает всю подлость сочинителя при ссылке его на эти примеры. Макиавелли показывает честолюбие только с одной стороны. Он говорит о тех, кому благоприятствовало счастье, но обходит молчанием тех, кто пал жертвой своих страстей. Это называется не иначе как обманывать людей, а в этом случае Макиавелли является не кем иным, как площадным шарлатаном.
Для чего Макиавелли приводит нам эти примеры? Зачем говорит он о законодателе евреев, о первом обладателе Афин, о победителе мидян, об основателе Рима, чьи предприятия имели счастливое продолжение? Почему не приводит он в пример некоторых государей, которые были несчастны, в подтверждение того, что если честолюбие отдельных людей сравнить с тем, к чему оно привело, то окажется, что многих оно ввергло в несчастие. Не был ли Жан фон Лейден главой анабаптистов[17], который подвергся пытке калеными щипцами, был сожжен и в железной клетке повешен в городе Мюнстере? Был ли Кромвель счастлив, не был ли сын его низвержен с престола, и не велел ли он выкопать тело отца своего и повесить?[18]Не казнили ли четырех евреев, которые после разорения Иерусалима объявили было себя мессиями? И не окончил ли последний из них своего предприятия тем, что, приняв ислам, служил поваром у султана?[19] Некогда Пипин низверг своего короля, с папского соизволения, с престола[20]; но не умерщвлен ли был тайным образом и Гуго, который также своего короля, с папского же позволения, хотел лишить престола? Не наберется ли более тридцати религиозных предводителей и более тысячи других честолюбцев, которые столь же бесславно окончили свой жизненный путь?
Мне кажется, что Макиавелли приводит в пример Моисея с Ромулом, Киром и Тесеем без предварительного рассуждения. Если Моисей не имел вдохновения от Бога, чему никак нельзя верить, то его надлежит почитать не иначе как обманщиком, который имя Бога, подобно поэтам, использовал для объяснения тех вещей, которых сам понять не мог. Итак, если рассуждать о Моисее как о простом человеке, то он имел малые способности. Сей человек вел еврейский народ в течение сорока лет по такому пути, который можно было бы пройти за шесть недель[21]. Он не имел премудрости египтян и поэтому не мог сравниться с Ромулом, Тесеем и другими героями. Если Моисей имел от Бога вдохновение, чего никак нельзя оспорить, то его можно считать слепым орудием Божьего всемогущества. Следовательно, предводитель евреев был гораздо менее заслуженным человеком, нежели основатель Римского царства, персидский монарх и герои, совершившие своим собственным могуществом и храбростью великие дела. И эти деяния почитаются в большей степени, чем те, которые Моисей совершил благодаря непосредственному Божьему присутствию. Он только предводительствовал народом в пустыне, но не созидал никаких городов, не основывал никакого царства, не учреждал торгов, не пекся о распространении наук и не приводил их в цветущее состояние. Поэтому следует в его лице молиться Божьему промыслу, а у других героев, наоборот, следует оценивать их рассудительность.
17
18
Ричард Кромвель, сын Оливера, занял после смерти последнего в 1658 г. пост лорда-протектора Англии, но уже в 1659 г. был вынужден уйти в отставку.
19
Возможно, речь идет о событиях, последовавших за взятием Иерусалима Салах-ад-дином в 1187 г.
20