Отсюда же проистекает сакраментальное «бедный, но гордый». Когда при мне кто-нибудь с дичайшим апломбом озвучивает эту сермяжную — она же домотканая! — истину, я всякий раз рекомендую оратору заглянуть в любой толковый словарь и убедиться в том, что слово «гордость» имеет несколько взаимоисключающих значений (и употреблять его всуе не стоит!):
1. Самоуважение, чувство собственного достоинства.
2. Чувство удовлетворения от чего-нибудь.
3. Высокомерие, чрезмерно высокое мнение о себе.
Теперь подставьте одно из синонимических значений в вышеупомянутое заклинание «бедный, но гордый» и посмотрите, что из этого получится: я смиренен и вполне довольствуюсь тем, что имею; помню я и о том, что всегда может быть и хуже, поэтому испытываю чувство уважения к самому себе и пока удовлетворен тем, что сам я влачу нищенское существование, а жена моя и дети мои голы и босы, потому что зарабатывать на жизнь я не хочу и достойно содержать свою семью не желаю, ибо все это суетно, ниже моего достоинства, кроме того, создает еще всякие избыточные потенциалы…
Нельзя гордиться своей беспомощностью и нежеланием трудиться. Возможности добиваться достойного существования для себя и своих близких есть у всех, но только не все хотят ими пользоваться.
Как говорил Томас Эдисон: «Причина, по которой множество людей упускают благоприятные возможности, — то, что эти возможности зачастую связаны с необходимостью труда…».
Заблудившимся арендодателям посвящается…
Сдача себя в аренду — часть «нового мировоззрения», обещанного Вадимом Зеландом. Прокладывая себе дорогу через бесчинствующие маятники, вырываясь из петлей захвата, выгребая против течения, несущего утлый челн намерений не в тихую заводь, а к стремительному водопаду, следует быть проще.
Простота спасет мир. Не та простота, которая хуже воровства, а та, что отпускает ситуацию, связанную, допустим, с добычей хлеба насущного, превращая индивида не в участника трудового процесса, а в стороннего наблюдателя — если угодно, очевидца. Эта простота делает его не рабом и не хозяином, а просто исполнителем.
Арендные отношения известны с давних времен. Достаточно сказать, что упоминаются они на протяжении всей истории античности. Древние греки, например, сдавали в аренду не только земельные участки и рудники, но и пошлины, налоги, театры, дома, рабов (сдача в аренду рабынь называлась… иначе).
Новизна, привнесенная В. Зеландом в практику арендных отношений, заключается все в той же самой революционной простоте. Идея вкратце такова: арендатор-работодатель, на свой страх и риск заключающий арендный договор с арендодателем-работником, несет всю полноту ответственности за… служебные качества подчиненного. Подчиненный же, может быть, отдаст свои руки и голову, а может быть, и не отдаст. Во всяком случае, сердце он отдавать не собирается точно.
К подчиненному сейчас на кривой козе не подъедешь. Он борется с избыточными потенциалами, вернее, гасит маятники всеми возможными и доступными ему способами, кроме того, явился он этому миру не для того, чтобы на этот самый маятник пахать.
Сдавая себя в аренду, работник не отвечает за качество проделанной работы. Он работает как бы на автопилоте, точнее, с включенным внутренним наблюдателем — Смотрителем, который и отвечает за безупречность, безукоризненность, исполнительность и все остальное. В случае чего — все вопросы и претензии к нему…
Как образно выражается В. Зеланд: «…Накажите своему Смотрителю, чтобы он постоянно одергивал вас, когда ваш разум пытается принять «разумное» волевое решение. Сдайте себя в аренду в качестве исполнителя, а сами наблюдайте за работой со стороны. Все делается гораздо проще, чем кажется. Отдайтесь этой простоте. К водопаду вас приводит разум, а не течение вариантов…».
В «альтернативной» научной и популярной литературе «сдача себя в аренду» называется иначе — «личностным брэндингом». Термин употребляется часто, по поводу и без повода, где надо и где не надо. Им оперирует философы и шоумены, политологи и обыватели, генералы и кондитеры, все кому не лень.
Менее туманным и расплывчатым от частого употребления он не становится, просто всем известно, что есть такое модное словечко «брэндинг», которое нужно ввернуть в беседу, речь или статью для придания им пущей важности. До сих пор не известно, как же это слово правильно пишется. Поэтому одни говорят о «брендах», другие — о «брэндах», третьи искренне полагают, что брэнд через «е» и брэнд через «э» — это две большие разницы. Вроде бы и бог с ним — с правописанием, но ситуация, согласитесь, образцово-показательная…
Так что же такое брэнд?
Брэнд — заимствование из американского языка (представьте себе, есть и такой, по крайней мере, в немецкоязычных источниках указывается, что перевод сделан не с английского, а именно с американского!), калька термина brand, дословно обозначающего клеймо, тавро, печать, фабричную марку, фирменное название…
Связи между средневековыми ремесленниками, клеймившими свои товары, чтобы отличить их от множества других, и логотипами, дизайном упаковки или далее деловой репутацией современных транснациональных корпораций и фирм — самые непосредственные И самые прямые!
Брэнд — это сумма некоторых особых качеств, уникальных свойств, отличительных признаков — мнимых или реальных, национально-исторических особенностей и даже иррациональных моментов, связанных с теми или иными товарами и услугами и оказывающих гипнотизирующее воздействие на потребителя.
Брэнд — это всегда ассоциация, точнее, представление о товаре, существующее в сознании, но не всегда овеществленное, но далеко не сам этот товар. Это не более чем положительный маркетинговый образ, нередко затмевающий его потребительскую ценность и суть.
Мое «Я» — это тоже брэнд, точнее, ассоциации, связанные с моим именем, моим внешним видом, моей речью, моими достижениями и неудачами. Разумеется, это не я сам, а всего лишь представление обо мне, целенаправленно или случайно сформированное мною, моим отношением к окружающей действительности, моими образом жизни и образом мысли. Я стараюсь не продешевить и продаю свои умения и навыки, свои знания, свою мечту, наконец, тем работодателям, которые больше всего платят. Если вы думаете, что продажа собственной рабочей силы заканчивается за порогом офиса, то скажите мне на милость, разве не тем же самым вы продолжаете заниматься и дома, и в кругу друзей…
Молодости (а большинство читателей Зеланда — молодые люди) свойственно упрощать сложность и усложнять простоту, когда все вокруг кажется глубже и тоньше, чем на самом деле. Со временем это проходит… Это в юности кажется, что мир обязан прогибаться под тебя, а ты волен скользить в пространстве вариантов, выбирая то, что тебе больше нравится.
Только в это счастливое время жизни мир кажется добрым, пушистым и населенным милыми прекрасными людьми, один добрее и лучше другого. Там, где умудренная зрелость легко разглядывает косность, ограниченность и корысть, восторженной юности мнится непохожесть, мудрость и заинтересованность, недоступные ей по причине юного возраста и из-за небольшого, как ей кажется, жизненного опыта.
Стать опытнее, мудрее и крепче — значит свыкнуться с компромиссами. Смириться с несовершенством мира и, главное, понять, что изменить правила игры никому не удастся. Никогда. Вы можете быть хоть семи пядей во лбу, но родной стране попрежнему не будет до вас никакого дела. Дороги попрежнему останутся ухабистыми, а дураков на них с годами только прибавляется и прибавляется.