Бен посмотрел на Хэнка, склонившегося с ножом над поросенком, и улыбнулся.
— Отрежь-ка мне лучше кусок поросенка, — попросил он.
— Нет, кроме шуток. Я беспокоюсь о тебе. Ты даже не пошел вместе с нами в тот веселый домик в оставшемся позади городишке, — проговорил Хэнк.
— Ему осточертел капитан, — вставил Эмилио.
— Не любит он меня, — ответил Бен, подражая акценту Хэнка.
Все трое помолчали, потом Бен с удивлением услышал свой голос:
— Послушай, Хэнк. А что ты, в конце концов, делаешь в Европе?
Тот уставился на него, широко разинув рот. С подбородка у него капал свиной жир.
— Будь я проклят, профессор, если знаю. Призывная комиссия заарканила меня, вот и все.
— Выходит, не знаешь? — с улыбкой осведомился Бен.
— Выходит. Может, ты скажешь мне?
— Ты освобождаешь человечество, — с самым серьезным видом сказал Бен, и Эмилио рассмеялся. Некоторое время Хэнк так и сидел с открытым ртом, потом принялся было обгладывать кость, но отложил ее и взглянул на Бена.
— В самом деле? — спросил он.
— Ты не согласен? — Блау повернулся к Эмилио, и тот утвердительно кивнул головой; он понимал, что Бен подшучивает над Хэнком, а Эмилио любил посмеяться над товарищем.
— Claro,[133] — изрек он.
— Ну, это-то я понимаю, — кивнул Хэнк. — Ведь мы уже давно вместе, и я научился кое-как разбирать вашу тарабарщину.
«А ведь мы и в самом деле скоро пойдем в бой против нашего извечного врага, во имя освобождения человечества, — подумал Бен. — Сначала нужно разделаться с этим врагом, а потом взяться за его пособников, которых так много повсюду».
— Не понимаю я что-то тебя, профессор, — проговорил Хэнк и покачал головой. — Столько читаешь, прочитал уйму книг… Да тебе совсем тут не место!
— Не говори глупости, — возразил Эмилио. — Бен должен быть с нами. Вот капитан Уинстон того и гляди продаст всех нас.
— Не знаю, не знаю, — отозвался Бен. — Возможно, не так уж он плох.
— Капитан? — сердито воскликнул Хэнк. — Да это настоящая ослиная ж…!
Бен напустил на себя серьезный вид и нарочито строгим тоном проговорил:
— Мне не нравится, когда так отзываются о наших офицерах, Хэнк. К начальству нужно относиться с уважением.
— Знаешь, о чем я думаю? — продолжал Хэнк, пережевывая кусок свинины. — Я думаю, что наш капитан фашист. Да, да. Он ведет себя как фашист, я ведь видел их в кино.
— Может, ты и прав, — согласился Эмилио. — Он действительно терпеть не может нас, солдат.
— Бен! — сказал Хэнк. — Я доверяю тебе. Ты же не допустишь, чтобы со мной, малышом мамаши Прэт, что-нибудь случилось, правда?
— Хэнк, я люблю тебя, как брата… как братьев, — ответил Бен и посмотрел на Эмилио, давая понять, что относит свои слова и к нему.
— А в какой части служит твой брат? — деловито справился Хэнк.
— Мой брат убит. Он погиб вместе с семьей в Маниле во время авиационного налета.
— Все хорошие люди погибают, — покачал Хэнк головой.
— Как бы не так! — воскликнул Эмилио и хлопнул сальной рукой по плечу товарища — Ведь мы-то все еще живы, а?!
Хэнк повернулся к Бену. Он был явно озадачен.
— Что это такое — освобождение человечества, о котором ты говорил, профессор?..
12. 28 июля 1948 года
— Итак, мистер Блау, — начал Биллингс. — Если я вас правильно понял, вы — коммунист и гордитесь этим, так?
— Да!
— И вы занимаете иную позицию, чем те обвиняемые, которые прикрываясь конституцией, отказывались открыто заявить о своих политических убеждениях?
— Как вам сказать? — протянул Бен, несколько озадаченный ходом Биллингса. — Видимо, отчасти да.
— Да или нет? — переспросил прокурор. — Вы, безусловно, заслуживаете некоторого уважения за свою откровенность, но все же мне хотелось бы уточнить вашу позицию в этом вопросе.
Бен снова встретился взглядам с Сью и улыбнулся:
— Мистер Биллингс, если вы делаете мне комплимент, то я не могу принять его.
— Что вы хотите сказать?
— А вот что, — ответил Бен, широко улыбаясь. — Во-первых, мне известно, что ваша задача заключается в том, чтобы отправить меня в тюрьму, я же всеми силами хочу помешать вам в этом. — Во-вторых, я полагаю, что своим комплиментом вы хотите расположить к себе присяжных. В-третьих, я не могу согласиться, что выступающие перед комиссиями конгресса свидетели прячутся за конституцию. Меня учили, что «Декларация прав» призвана служить щитом для граждан и в свое время была принята исключительно для того, чтобы защищать их от тирании правительства.