— Я уже заявил, что не согласен с вашим определением слова «осведомитель», — резко возразил Бен.
— Мистер Блау, — обратился к нему судья Айнхорн. — Напоминаю, что вы обязаны ответить на вопрос прокурора. Я понимаю, вам претит назвать имена людей, которые, возможно, ни в чем предосудительном не замешаны, но если вы откажетесь отвечать, я буду вынужден арестовать вас за неуважение к суду.
— Прошу прощения, — проговорил Бен после некоторой паузы, — я не хочу проявлять неуважение к суду, но вместе с тем не могу нарушить один из основных, с моей точки зрения, американских принципов, известных каждому ребенку с пеленок, — не доносить на других ради того, чтобы выгородить себя.
— Вы отказываетесь отвечать? — спросил Биллингс.
— Отказываюсь.
— Мистер Блау, — заметил судья, — еще раз предлагаю вам ответить на поставленный вопрос. В противном случае я арестую вас.
Бен посмотрел на присутствующих. Он увидел Энн Лэнг, ее сосредоточенное, напряженное лицо, потом его взгляд остановился на Сью Менкен, сидевшей в первом ряду. Глаза Сью были широко раскрыты, она держала руку над перилами, сложив кольцом указательный и большой пальцы.[135]
Бен глубоко вздохнул. Он чувствовал себя словно перед боем.
— Я горжусь своей принадлежностью к коммунистической партии, — медленно начал он. — Уверен, что такую же гордость испытывают все американские коммунисты. В течение последних девяти лет не было ни одного дня, когда бы я сомневался в правильности своих убеждений. Хочу подчеркнуть, что я не воображаю себя ни великомучеником, ни актером на театральных подмостках.
Но ведь не секрет, что быть коммунистом в наше время не только предосудительно, но и опасно. Если бы в Соединенных. Штатах не свирепствовала безудержная антикоммунистическая истерия, если бы у нас не нашла такого распространения придуманная Гитлером и завезенная к нам ложь о коммунистах, я уверен, что любой американский коммунист с такой же гордостью, как и я, открыто заявил бы, что…
— Ваша честь! — прервал Бена Биллингс. — Я протестую против попыток этого человека превратить зал суда в трибуну для своей разнузданной пропаганды.
— Я разрешаю ему закончить, — ответил Айнхорн.
— Спасибо, господин судья. Я постараюсь не задержать ваше внимание. К несчастью, как я уже сказал, лживые измышления гитлеровцев усиленно распространяются в нашей стране, и многие верят им.
Я категорически заявляю, что утверждения о так называемом международном коммунистическом заговоре представляют собой самую циничную ложь, какую когда-либо навязывали людям доброй воли.
Прикрываясь этой ложью, Гитлер уничтожил республиканскую Испанию, убил миллионы людей и успел покорить чуть не весь мир, пока его не остановили.
Я уже ответил здесь на самый трудный вопрос — почему я стал коммунистом. Но, мне кажется, главное сейчас вовсе не в том, состоит ли данный человек или состоял когда-нибудь раньше в коммунистической партии. Сейчас нельзя сводить всю проблему лишь к праву любого американца состоять в любой организации, сотрудничать с любым человеком или с любой группой, высказывать вслух или отстаивать в печати любую свою идею.
Останется ли американский народ единым или разделится на два враждующих лагеря, восторжествует ли в нашей стране демократия или утвердится фашизм — вот в чем суть проблемы.
И еще в том, по какому пути пойдет наша страна: по пути новой мировой войны или по пути мира во всем мире: от этого зависит, быть нам или не быть, жить или погибнуть.
Вот почему я не могу предать своих товарищей. Они так же ни в чем не виновны перед американским народом, как я сам.
— Мистер Блау, — заявил Айнхорн. — Я устанавливаю, что вы проявили неуважение к суду. Впредь до окончания процесса вы будете содержаться в тюрьме, а затем я определю меру дополнительного наказания за ваше поведение.
Айнхорн поднялся, и судебный пристав объявил:
— Суд удаляется на перерыв.
Вошедший в зал полицейский надел на Бена наручники.
Бен посмотрел на зрителей, увидел Сью и улыбнулся ей. В ее глазах стояли слезы, а на губах блуждала ироническая улыбка.
13. 13 марта 1945 года
15 марта дивизия Бена переправилась через Рейн и завязала бои с противником. Бена крайне тревожило поведение капитана Брайса Уинстона, принявшего командование ротой еще во Франции.
Накануне переправы в дивизии была произведена большая перестановка командного состава. Уинстон, только что окончивший офицерскую школу и не имевший никакого боевого опыта, был произведен из первых лейтенантов в капитаны, а прежний командир роты Хэррингтон получил звание майора и стал командиром батальона.