Капитан Уинстон был не только типичным продуктом офицерской школы, но и воспитанником Гарвардского университета, что, кстати, он подчеркивал даже своей студенческой прической. Пока дивизия продвигалась во Франции, ему удалось сохранить свою форму в безукоризненном состоянии, но после переправы через Рейн его ботинки все чаще можно было видеть запыленными, а на кителе все чаще появлялись винные пятна.
Бен временно командовал взводом, заменяя находившегося в госпитале лейтенанта Смита. Поддерживая постоянную связь с капитаном, он наблюдал за ним со все возрастающим беспокойством. Бен не сомневался, что Уинстон способен мыслить только в пределах нескольких вызубренных в офицерской школе прописных истин, в соответствии с которыми и будет во всех случаях принимать школярские решения.
По мнению Бена, командование допускало серьезную ошибку, полагая, что после ликвидации Арденского выступа в конце января немцы будут безостановочно откатываться и американским войскам останется лишь провести несложную операцию по уничтожению разрозненных остатков противника. Издыхающий зверь еще не раз покажет свои зубы; разве Гитлер не грозил, что если, он пойдет ко дну, то потянет за собой всю Европу, и разве Европа уже не поставлена на колени?
Бен видел вражескую страну — мрачную и унылую, как душа подлеца, и чистенькие домики с тщательно возделанными садами только усиливали это впечатление.
«Какая разница между немцами этого гитлеровского рейха и немцами, сражавшимися в Испании в батальоне Тельмана! — думал Бен. — И те и другие в равной мере воплощение порядка и аккуратности. В дни кратковременных передышек между боями биваки тельмановцев всегда были тщательно распланированы и служили образцом организованности. В них можно было видеть даже любовно разбитые цветочные клумбы.
Однако бойцы Тельмановского батальона были страстными антифашистами, и любовь, с какой они относились друг к другу и к своим испанским товарищам, не имела ничего общего с ненавистью и презрением, которые Гитлер разжигал у немецкого народа к „низшим расам“ Европы, Азии и Западного полушария».
Сельская местность Германии, по которой вот уже в течение двух дней наступала часть Бена, казалась спокойной, как кладбище. И вдруг американцы натолкнулись на сопротивление. Дивизия двигалась в расчлененных порядках при поддержке танков. В соответствии с инструкцией солдаты должны были окапываться на ночь, но никому и в голову не приходило выполнять это указание. Уинстон разместился со своим командным пунктом в домике садовника, после того как ординарец навел в нем соответствующий порядок. Когда Бен явился к капитану доложить о состоянии взвода и получить дальнейшие инструкции, обеденный стол в домике был даже накрыт скатертью в красную и белую клетку.
По рекомендации Бена Уинстон назначил Хэнка Прэта и Эмилио Косту командирами отделений и представил к получению капральского звания. Капитан был основательно пьян.
— Мы двигаемся, как на прогулке, — сказал он Бену. — Что ты думаешь об этом, сержант?
— Пока все в порядке, — ответил Бен. — Но я бы все же предложил выставить на ночь дополнительные караулы.
— Выставляй, сколько хочешь, сержант, — согласился Уинстон, похлопывая его по плечу. — Выпей-ка вот этого, — предложил он, потянувшись за бутылкой, и, словно представляя гостя, добавил: — «Шатонеф дю Пап» — одно из лучших вин Франции, к тому же хорошей выдержки.
— Спасибо, — ответил Бен. Он взял наполненную рюмку и поднял ее. — Смерть фашизму!
— Смерть фашизму! — повторил Уинстон. — Ну, а теперь я собираюсь всхрапнуть. Разбуди меня, если что случится.
Бен расставил удвоенные караулы и до полуночи, дважды сам проверил все посты. Он уже завертывался в одеяло, собираясь прилечь около Косты и Прэта, когда загремели выстрелы.
Началось нечто невообразимое. Полусонные солдаты с дикими криками метались из стороны в сторону, ведя беспорядочный огонь. Бен моментально вскочил на ноги.
С большим трудом удалось ему собрать солдат и занять боевой порядок. Минометный и пулеметный огонь противника не утихал, то там, то здесь слышались призывы: «Санитара! Санитара!». Бен теперь уже не сомневался, что большинство солдат — такая же необстрелянная зелень, как и капитан Уинстон.
Отослав Хэнка Прэта на командный пункт с донесением, Блау приказал прекратить огонь, чтобы разобраться в обстановке.