Лэнг кивнул головой и торопливо проговорил:
— Извини, пожалуйста, но я должен на полчасика покинуть тебя, хочу послать корреспонденцию о твоем награждении. Я еще вернусь, мы поболтаем о старых временах© Каталонии, когда ты учил меня пить пиво из кувшина.
— Давай, давай, — откликнулся Бен, хотя его совершенно не интересовало, придет к нему снова Лэнг или нет. Слегка покачиваясь, Лэнг вышел из палаты.
14. 30 июля 1948 года
В пятницу днем судебное следствие по делу Блау закончилось. После того как присяжные удалились на совещание, Бена снова отправили в тюрьму.
Эта ночь в камере, находившейся на втором этаже, была особенно тяжелой. Время тянулось бесконечно, он не мог уснуть, погружаясь время от времени в полузабытье, не приносившее никакого отдыха.
«Как раз сегодня мы собирались получить разрешение на брак, — думал он, стараясь представить, где сейчас Сью и что делает. — Мы бы поженились в субботу, ну, а дальше? Присяжные, вероятно, решат: „виновен!“, а затем тебя бросят в тюрьму, если только не удастся собрать деньги на новый, еще более крупный залог и на расходы, связанные с подачей апелляции».
Его неотступно преследовали, путаясь, два мотива: давняя, полузабытая детская песенка: «Тра-та-та, тра-та-та, — потяни за хвост быка…» и песня, которую пели в Испании:
В памяти всплывала первая песенка, но тут же, заглушая ее, на ум приходила вторая.
напевал про себя Бен, а через секунду ему слышалось:
Задремав, Бен увидел сон, который уже столько времени его преследовал. Ему снилось, что он лежит, завернувшись в одеяло, на высоте «666». Холодно… Непроглядная ночная мгла окутывает все вокруг…
Но вот в темноте начинает звучать голос: «Бен… Бен…», — повторяет кто-то. Бен во сне садится и видит улыбающегося Джо Фабера. Джо манит его пальцем и зовет: «Пойдем… Пойдем…».
Бен, вкрикнув, проснулся, резко поднялся на кровати и ударился головой о верхнюю койку. Некоторое время он прислушивался, не разбудил ли соседа по камере, но потом вспомнил, что он здесь один. Перед ним всплыло лицо Левина — блондина с голубыми глазами, сидевшего раньше в соседней камере. Интересно, что с ним стало?
«Эй вы все, — по-испански пел про себя Бен, — тираны, буржуи!
Эй вы все, как вы нам мерзки!
Мы объединимся вам на гибель!
Да здравствует единство, коммунисты мы!»
В четверг вечером Бен увидел Левина. Тот сам подошел к нему, когда заключенные получали ужин.
— Ты помнишь меня? — спросил Левин.
Они уже спускались по гремящей железной лестнице, когда Бен обернулся и ответил:
— Здорово! Ну, как дела, земляк?
— Лучше некуда, — улыбнулся Левин.
— Давненько вы здесь.
— В следующий вторник меня отправят в тюрьму, буду отбывать наказание, — ответил Левин и добавил: — Слушай, Блау, я хочу извиниться.
— За что?
— За то, что оскорблял тебя, когда ты был здесь в феврале.
— Чепуха! — ответил Бен. — Так вас осудили?
— Ясное дело.
— И сколько дали?
— Пожизненно.
— Крепко! — Бен покачал головой. Стоявший за перегородкой охранник ткнул пальцем в сторону Бена и заорал:
— Эй, ты! Попридержи-ка свой язык!
За столом они молчали. Левин отдал Бену свой десерт, и Бен с улыбкой принял его, хотя и не хотел есть. По всему было видно, что Левин старался загладить свою вину перед ним. Бену стало жаль Левина. «Пожизненно! Вот это да! — думал он. — Провести всю оставшуюся часть жизни в тюрьме!»
Он вспомнил Назыма Хикмета, турецкого поэта-революционера, просидевшего в тюрьме более пятнадцати лет, и еще более примечательную историю об одном польском поэте (его имя он не мог припомнить), который провел в заключении двадцать лет, пока его не освободила Красная Армия. Поэту в тюрьме не давали ни карандашей, ни бумаги, и он все эти годы сочинял и заучивал на память поэму, составившую впоследствии книгу в сто страниц. Выйдя на свободу, он записал свое творение по памяти.
В пятницу, перед тем как присяжные должны были удалиться на совещание, Сэм передал Бену записку от Сью. «Мужайся, муж! — писала она. — Мы найдем выход, вот увидишь. Что бы ни решили присяжные, мы соберем необходимые для залога деньги, и у нас будет в запасе не менее двух лет, пока твою апелляцию начнет рассматривать верховный суд. Ну, а за это время может многое случиться. Милый ты мой Бен! Не вешай носа! Привет узнику!»