Выбрать главу

Но вот мертвую тишину огромного зала нарушил одинокий женский голос, певший flamenco[31]. Через мгновение Лэнг с изумлением узнал голос Долорес. Он почувствовал, как напрягалось и трепетало маленькое тело девушки, словно следуя переливам самой песни.

Как и всякая настоящая canto hondo[32], это была чистая импровизация, и Лэнг не понимал, как могла ее петь Долорес, в которой не было ни капли цыганской или андалузской крови. Она родилась и выросла в Мадриде. Лэнг начал внимательно прислушиваться, и ему удалось уловить смысл большинства слов.

Это была песня страха и решимости. Песня родилась, очевидно, под влиянием переживаний, которые Долорес выразила одним словом: «Страшно». Она начала так:

Я боюсь крылатых убийц, Разоривших страну мою, Я страшусь людей-кровопийц, Зло творящих в моем краю. Где прошли они — всюду кровь… Умирают и жизнь и любовь. Но сильнее страха мой гнев… Он пылает, как яркий костер, Страх сгорает в этом огне, Ярость гнева в солдате растет. Гнев — в руках, он — в винтовке моей, Он теснит мою грудь все сильней. Я живых и мертвых опять Для любви и жизни верну, Вновь простые люди пойдут За свою сражаться страну. В душах женщин средь мрака бед Загорится надежды свет… Грозной силой станут они И детей и отчизну спасут, Сгинут черные крылья войны, Над врагами свершится суд. Я к борьбе призываю вас В этот грозный и тяжкий час[33].

8.

Бен находился в одной из комнат редакции «Дейли уоркер», когда застучал телетайп Юнайтед Пресс.

ВАШИНГТОН, 24 НОЯБРЯ 1947 ГОДА (БЮЛЛЕТЕНЬ). СЕГОДНЯ ДНЕМ ПАЛАТА ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ОБВИНИЛА В ОСКОРБЛЕНИИ КОНГРЕССА ДЕСЯТЬ ГОЛЛИВУДСКИХ СЦЕНАРИСТОВ, ДИРЕКТОРОВ И ПРОДЮСЕРОВ, КОТОРЫЕ В ПРОШЛОМ МЕСЯЦЕ ОТКАЗАЛИСЬ СООБЩИТЬ КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ АНТИАМЕРИКАНСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ, ЯВЛЯЮТСЯ ЛИ ОНИ ЧЛЕНАМИ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ.

— Эй, Дейв! — крикнул Бен через комнату. — Взгляни-ка!

Дейв Беннетт подошел к нему, и они стали наблюдать за аппаратом, который равнодушно выстукивал:

РЕЗУЛЬТАТОМ ЭТОГО РЕШЕНИЯ МОЖЕТ БЫТЬ ПЕРЕДАЧА ДЕЛА В МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ДЛЯ ВОЗБУЖДЕНИЯ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ. ОСКОРБЛЕНИЕ КОНГРЕССА ЯВЛЯЕТСЯ УГОЛОВНЫМ ПРЕСТУПЛЕНИЕМ, НАКАЗУЕМЫМ ТЮРЕМНЫМ ЗАКЛЮЧЕНИЕМ ОТ ОДНОГО МЕСЯЦА ДО ОДНОГО ГОДА И ШТРАФОМ ДО ТЫСЯЧИ ДОЛЛАРОВ ПО КАЖДОЙ ОТДЕЛЬНОЙ СТАТЬЕ ОБВИНИТЕЛЬНОГО АКТА.

ОДНОВРЕМЕННО С ЭТИМ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ АНТИАМЕРИКАНСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОБЪЯВИЛА, ЧТО В НАЧАЛЕ БУДУЩЕГО МЕСЯЦА ОНА ПРОВЕДЕТ НЕСКОЛЬКО ОТКРЫТЫХ ЗАСЕДАНИЙ В НЬЮ-ЙОРКЕ. В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ КОМИССИЯ ПРОВОДИЛА ЗДЕСЬ СВОИ ЗАКРЫТЫЕ ЗАСЕДАНИЯ.

СООБЩАЮТСЯ СЛЕДУЮЩИЕ ФАМИЛИИ СВИДЕТЕЛЕЙ ИЗ ГОЛЛИВУДА, ИМЕНУЕМЫХ СЕЙЧАС «НЕДРУЖЕСТВЕННОЙ ДЕСЯТКОЙ» И УПОМИНАЕМЫХ В СЕГОДНЯШНЕМ РЕШЕНИИ КОНГРЕССА…

Бен и Дейв взглянули друг на друга.

— Ты напишешь заметку по этому поводу? — спросил Дейв. Бен утвердительно кивнул головой. В эту минуту он думал не столько о «десятке», сколько о том, кого комиссия вызовет на открытые заседания, которые начнутся в будущем месяце.

Как только сообщение Юнайтед Пресс было передано полностью, Бен вырвал соответствующее место ленты из телетайпа и пошел к своему столу. В течение прошлой недели редакция смогла обеспечить Блау полный рабочий день, и это радовало его.

Он позвонил Джойс, заведующей газетным архивом, и попросил подобрать все вырезки на «недружественную десятку», а также материал о фильмах, поставленных по их сценариям или под их руководством, о романах и рассказах, которые они написали, и все их биографические данные.

— Напиши, пожалуйста, и передовую, — попросил Дейв. Бен снова кивнул головой.

Работая над статьей о решении конгресса, Блау вспомнил, как в 1936 году, когда он освещал забастовку моряков, у него возникли недоразумения с газетой «Глоб». Забастовка вспыхнула по инициативе снизу, несмотря на упорное сопротивление верхушки прежнего «Международного союза моряков», и в конечном итоге привела к возникновению «Национального союза моряков».

После посещения забастовочного комитета на Уэст-стрит в Манхеттене, бесед с Джо Карреном, Джеком Лоу-ренсоном, Блэкки Майерсом и Фердинандом Смитом, после разговоров с рядовыми пикетчиками и парнями, орудовавшими в импровизированной кухне в Бруклине, Бен писал в газеты сообщения, вполне отвечавшие обычной журналистской схеме подобных статей: «Кто, что, где, когда, почему». Вся беда заключалась в том, что в каждом сообщении главное место занимал ответ на вопрос «почему».

вернуться

31

Андалузско-цыганская народная песня.

вернуться

32

Народная испанская песня.

вернуться

33

Стихотворение дано в переводе В. Монахова. — Прим. ред.