9. 23 мая 1938 года
«Заявляя вам с такой откровенностью о серьезности нашего положения, мы не впадаем в чрезмерную панику. Мы говорим чистую правду, как бы она ни была сурова. Мы всегда говорили правду, говорим ее и теперь, так как хотим, чтобы все ее осознали, как мы, и спокойно встретили опасность и чтобы никто не потерял надежды на победу и не приходил в отчаяние, если опасность станет еще более грозной…»
Лэнг слушал женщину-оратора, стоявшую всего в нескольких футах от него, и всматривался в зал театра в Мадриде, на сцене которого он сидел рядом с Долорес и несколькими корреспондентами от европейских коммунистических газет.
Не переставая слушать, Лэнг размышлял о том, что он единственный беспартийный в зале театра, заполненного коммунистами (если не считать, конечно, провокаторов и шпионов). Единственный беспартийный на пленуме Центрального Комитета Коммунистической партии Испании!
Лэнга несколько удивило, что никто не пялил на него глаза, никто не выразил неудовольствия, когда он вошел вместе с Долорес. Он думал, что девушка подвергает себя огромному риску, приглашая его на пленум ЦК, и сначала отказался идти. Но она продолжала на-стаивать и с улыбкой заявила, что никакая опасность ему не угрожает и никто его на пленуме не укусит.
— Я не о себе беспокоюсь, — ответил он ей в Барселоне два дня назад. Долорес расхохоталась и спросила:
— Вы все еще считаете нас хунтой заговорщиков, не так ли?
«…Главными исполнителями этого плана являлись интервенты, захватившие нашу территорию. Об этом хорошо знали во всей Европе, и в особенности в Лондоне и Париже. Более того, наступление против нашей страны было подготовлено не только с ведома, но и с согласия английского правительства, руководимого самыми реакционными элементами консервативной партии. Итало-английский пакт обсуждался и подготовлялся одновременно с подготовкой арагонского наступления. Он был подписан 16 апреля, когда захватчики уже достигли Альканьиса и Каспе…»
— Ведь будет выступать Долорес, — продолжала она, когда они сидели в маленьком кафе на Рамбла де лос Флорес. Лэнг умилился, решив, что девушка говорит о себе в третьем лице, как это часто делают маленькие дети. Лишь после того как она объяснила, что с основным политическим докладом выступит не она и что ему, представителю крупных американских телеграфных агентств, будет интересно послушать доклад, Лэнг догадался:
— Ах, другая Долорес!
— У нас есть только одна Долорес, Франсиско, — ответила девушка. То, что она употребила испанский вариант его имени и впервые назвала его так, он воспринял как явное доказательство ее привязанности. Это и было одной из причин, почему он согласился в тот вечер полететь с ней в Мадрид на арендованном военными властями транспортном самолете «Дуглас». Но и по дороге туда, и в течение суток, проведенных в отеле «Флорида», до самой встречи за завтраком в день пленума, Лэнг так и не решил, идти ему на это заседание или нет и сможет ли вообще Долорес, la pequeña[35] (так он теперь мысленно называл ее) провести его туда.
Однако девушка не только провела его на пленум, но и представила нескольким товарищам, мужчинам и женщинам, — он знал их по имени, как и они его, и видел их на фотографиях в «Frente Rojo»[36] и в газетах других партий Народного фронта.
«…Наступление врага развернулось и на другом фронте: внутри нашей собственной страны. Я имею в виду не только подрывную работу „пятой колонны“ — шпионов, пробравшихся на высокие посты в нашей армии, троцкистских офицеров из ПОУМ, проникших в некоторые части, которые не оказывали должного сопротивления на тех участках, где неприятель начал наступление и сумел прорвать фронт. Я имею в виду, главным образом, скрытые и открытые пораженческие выступления, предшествовавшие наступлению противника и сопровождавшие его. Эта кампания началась за границей, но получила поддержку и в некоторых слоях населения нашей страны…»
Лэнг взглянул на другую Долорес, которой представила его la pequeña, как только та с огромным букетом красных роз появилась на сцене. Смуглая женщина крепко пожала ему руку, громко рассмеялась над чем-то, сказанным ей маленькой Долорес (Лэнг от смущения не уловил смысла сказанного), и, как показалось ему, взглянула на него с одобрением.
Но только когда Долорес Ибаррури заговорила, Лэнг окончательно понял, почему народ избрал ее, дочь астурийского горняка и жену шахтера, депутатом кортесов.
Она была одной из тех выдающихся личностей, которые как бы олицетворяют собою свой народ. Фигура, язык, манера держаться — все Обличало в ней истинную дочь Испании. Свою речь она подкрепляла скупыми, но выразительными жестами. Ее голос, звучавший с глубочайшей убежденностью, переходил от низкого контральто к сопрано, сохраняя в то же время звучность прекрасного вибрирующего струнного инструмента.