- А Цезарь, Гектор? С ними-то, что не так?
- Цезарь тоже любил куролесить и частенько, как ты говоришь, «говнился падла сутулая». А Гектор поубивал кучу людей на одной пьянке, но потом раскаялся и погиб во время поединка с Ахиллесом, дабы спасти жизнь своему неразумному брату.
- Да уж. Если за такие дела ссылают в Ад, то боюсь спросить, каким надо быть, чтобы попасть в Рай. Там наверняка уже пару тысячелетий новеньких не было, - хмуро ответил я и, увидев вдалеке вывеску, указал на нее рукой. – Нам случайно не туда, о старый растлитель озабоченных пастушков Греции?
- Да. Мы пришли, - усмехнулся Гомер, ускорив шаг. Мне оставалось только последовать за ним.
Питейное заведение демона Харона, главы Лимба, больше походило на обычный кабак, которых полным-полно в реальном мире. Он даже находился в погребе и был полон самых странных личностей, с гоготом прикладывающихся к глиняным кружкам с выпивкой. За одним столиком могли сидеть римские легионеры, германские варвары, лондонские денди в диковинных сюртуках и с цилиндрами на головах. За барной стойкой вели разговор два немецких солдата времен Второй мировой войны, а рядом с ними пускал пузыри в чашку с супом пьяный француз из армии Наполеона.
В помещении было невероятно накурено и дым, плотной пеленой, клубился под потолком. Гомер кивнул кому-то из своих знакомых и быстро пошел вперед, к свободному столику. Бухнувшись на стул, он с блаженством вытянул длинные ноги и поднял руку, подзывая официантку. Ей оказалась милая девушка с пышной прической в духе Мэрилин Монро и ярко красными губами. Она улыбнулась моему спутнику и с интересом посмотрела на меня.
- Приветствую тебя, Гомер. Как обычно? Вина и козий сыр? – спросила девушка, достав из накрахмаленного передника маленький блокнотик.
- Да, Милли, - кивнул ей Гомер.
- А что будет твой друг?
- У меня, милая, ни копейки нет, - улыбнулся я. – В качестве уплаты могу часик побыть твоим сексуальным рабом.
- Он новенький, - встрял поэт, бросая на столешницу мешочек с деньгами. Милли перестала буравить меня злым взглядом и, вздохнув, взяла плату. – Ему тоже вина и сигарет, если есть. За мой счет.
- Ты не подумай, что я тебе буду вялый хуй теребить, - прошептал я, когда официантка удалилась. – Сам решил меня угостить. Я не просил.
- Расслабься, Збышек, - благодушно протянул Гомер. – Зря ты Милли обидел. Она попала сюда за торговлю телом во времена Крестовых походов. Умерла под стенами Иерусалима от венерической болезни.
- Хуево, - честно ответил я. – Ладно, как придет, я извинюсь. Слушай, а как тут время отсчитывается?
- Время здесь плывет неспешно и тягуче. А к чему вопрос?
- Да меня Герцог забрать обещал через пару местных дней. Вот и думаю, когда сие случится.
- Увы, не могу тебе сказать, Збышек. Демоны сами решают, когда им и что делать. О, а вот и наша выпивка, - Милли вернулась и поставила на стол два кувшина с вином и глиняную тарелку с козьим сыром. Гомер тут же начал чавкать и давиться едой так, что слюни запачкали его серую тунику.
- Прости, Милли. Я не хотел тебя обидеть, - робко улыбнулся я девушке. Та вздохнула и улыбнулась в ответ.
- Ничего. Все новенькие так себя ведут. Вот твои сигареты, - она кинула мне пачку, на которой застыла дьявольская морда и надпись «Курение не вредит. Вы уже умерли».
- Спасибо, - кивнул я и, не удержавшись, влепил Гомеру подзатыльник. – Старый ты долбоеб. Хватит жрать так, что у нормального человека вся еда через рот обратно полезет. Никто твой сыр не забирает.
- Гомер, - внезапно раздался над моим ухом старый, дребезжащий голос. Я повернулся на звук и увидел старика в такой же мантии, как у поэта. Только она была в больших жирных пятнах. У незнакомца отсутствовали зубы, благодаря чему его лицо было похоже на страшную маску из театра кошмаров, куда я как-то водил Зайку в надежде потискать ее груди, когда девушка прижмется ко мне от страха. Гомер скривился так, будто ему клизму с кипятком поставили и ответил.
- Диоген.
- Опять жрешь и пьешь, сукин сын, - прошамкал старик, присаживаясь на свободный стул и вперив в меня свои полоумные глаза. – А ты кто такой?
- Могу тебе задать тот же вопрос, ебланоид неведомый, - буркнул я, подвигая к себе кувшин с вином. Старик поперхнулся воздухом и стал разевать рот, как рыба, выброшенная на берег.
- Я есть великий мыслитель, философ, ученый муж, - визгливо ответил он, когда дар речи вернулся.
- Знаем, знаем. Еще ты любитель дрочить на публике и называть это эпатажем. Простой бомж, спящий в бочке и преподносящий это, как достоинство, - Гомер тихо захихикал и продолжил пожирать свой сыр.