Когда я ложилась спать, он залезал ко мне под одеяло и начинал бегать вдоль меня кругами, по всему моему периметру, долго и методично, как легкоатлет по стадиону. Набегавшись, пристраивался под мой бочок и засыпал.
Когда я приходила из школы, Мишка встречал меня у порога, блестел глазами-бусинками и шевелил носом.
Черт его знает, почему он никуда не убегал. У меня есть два объяснения.
Во-первых, он не считал себя находящимся в плену, так как обладал свободой передвижения и самовыражения.
Во-вторых, мне кажется, что он меня тоже любил.
Так мы жили долго душа в душу. Я иногда брала его с собой в гости и на разные тусовки.
Однажды и в школу приволокла. Он вел себя совершенно прилично, на уроках сидел на моих коленках или в парте, лазил по мне под школьной формой. У меня на талии резиночка была, так он туда проваливался и бегал над ней вокруг меня кругами.
На перемене с ним все играли.
Одноклассникам это дело понравилось, и я стала Мишку периодически брать с собой в школу. Нечего вечно дома сидеть, надо повышать образовательный и культурный уровень.
Сижу однажды во время перемены на сцене в рекреации, Мишка сидит у меня на коленках, и я его ладошками прикрыла, чтобы не шокировать окружающих. Идет мимо учительница математики. Елена Львовна. Тощая, вся такая правильная, с култышкой на голове, в очках. Каблуками стучит, как будто гвозди кто-то куда-то заколачивает. Прямая-прямая, словно указку свою проглотила. Ей бы еще лорнет вместо очков и боа на шею. Будет дама из Амстердама.
Остановилась около меня, очки на ладошки мои направила, спрашивает:
— Что у тебя там?
— Где? — включаю я дурака.
— Под руками.
— Под руками?
— Под руками, под руками.
— На коленках?
— На коленках, под руками, перестань дурака валять.
— Ах, на коленках. Да так.
— Что так! Для чего ты их так держишь?
— Ну, так. Захотелось.
— О господи. Давай показывай.
Вот привязалась. И почему это некоторые люди считают своим священным долгом лезть, куда их не просят. До всего дело есть. Шла бы мимо, а то и до психотравмы недалеко. Мишка хоть и белая, но крыса все-таки. Хвост опять же этот нелицеприятный. Воплей будет! Проходили мы это уже, знаем.
В общем, не хочется мне невинному животному психику травмировать.
Но, похоже, придется показать, не отстает математичка назойливая. Видимо, считает это делом принципа.
Ну ладно, сама захотела, я убираю руки. Мишка поднимает голову и удивленно смотрит на даму.
Так я и знала. Раздается истошный визг, моя учительница математики отлетает со скоростью света и с глухим стуком вмазывается в противоположную стену.
Мы с Мишкой сидим спокойно, ждем неизбежных последствий.
Математичка, слегка придя в себя, говорит мне дрожащим голосом:
— Иди за мной.
— С Мишкой?
— С каким еще Мишкой?
— Так крысу мою зовут.
Математичка опять вздрагивает всем телом.
— С Мишкой, — с отвращением выговаривает она.
Интересно, а что она думала, что я к нему обращаюсь: «Эй, крыса», что ли?
— Только ко мне, пожалуйста, не приближайся со своей крысой.
А вот за крысу и ответить можно! Взрослый человек, могла бы и без оскорблений обойтись.
Идем. Она впереди, мы с крысенышем позади, метрах в пяти. Он от обилия эмоций опять под форму спрятался.
Судя по траектории движения, явно в учительскую направляемся.
Так и есть.
Заходим, по-прежнему соблюдая дистанцию. Елена Львовна проходит дальше, я останавливаюсь недалеко от двери.
В учительской воцаряется тишина, все разворачиваются и смотрят на меня. Ждут. Так просто ученики не заходят в учительскую, значит, что-то экстраординарное произошло. Господи, сколько внимания к нашим с Мишкой скромным персонам. Мы, между прочим, стеснительные.
А вот интересно, о чем они без нас в учительской разговаривают? Небось, кости нам моют.
Наконец математичка нарушает тишину.
— Кокорина принесла в школу… — она прерывает сама себя и молчит секунд тридцать.
Забыла, может, как моего крысеныша зовут?
— Ну-ка покажи, — обращается она уже ко мне.
Я прикидываю расстояние до группы учителей. Вроде безопасное. К тому же они уже готовы к неприятности. Но надо на всякий случай еще немножко подготовить, чтоб снять эффект неожиданности.
— Да он, — говорю, — маленький еще совсем. Ребенок, можно сказать. Беленький, безобидный.
— Кто? — Это немка подает голос.
— Мишка. — Надо постепенно информацию выдавать.