СЦЕНА ВТОРАЯ
Сенека.
Сенека
Фортуна всемогущая! Зачем ты мне,
Довольному своим уделом, лживою
Улыбкой улыбнулась, вознесла меня?
Чтоб страх узнал я? Чтобы с высоты упал?
Уж лучше жить мне на скалистой Корсике,[310]
Как прежде, вдалеке от глаз завистливых,
Где сам себе принадлежал мой вольный дух.
Всегда досуг имел я для излюбленных
Занятий. Наблюдать мне было радостно
Красу небес: природа-мать, искусница,
Великие творения создавшая,
Не создала величественней зрелища.
Я наблюдал, как в небе Солнце движется,
И Феба в окруженье звезд блуждающих,
Как в обращенье неба ночь сменяет день,
Как беспределен свод эфира блещущий.
Коль он стареет — к хаосу слепому вновь
Вернется мир; последний день придет тогда
И небо, рухнув, погребет весь род людской,
Забывший благочестье, — чтобы вновь земля
Родить могла бы племя совершенное,
Как в юности, когда Сатурн царил над ней.[311]
Святая Верность с девой Справедливостью,
Посланницы небес, богини сильные,
В тот век одни народом кротко правили,
Войны не знавшим, не слыхавшим грозных труб,
Не ведавшим оружья, городов своих
Стеной не обводившим: был повсюду путь
Открыт, и люди сообща владели всем.
По доброй воле лоно плодоносное
Земля им отверзала — мать счастливая,
Детей благочестивых опекавшая.
Сменил их род, лишенный прежней кротости.
А третье поколенье, хоть не знало зла,
Хитро искусства новые придумало:
Зверей проворных по лесам преследовать
Отважилось оно, и рыб медлительных
Тяжелой сетью из реки вытаскивать,
И птиц в ловушки дудочкой заманивать,
И подчинять быков ярму, и грудь земли,
Нетронутой дотоле, ранить лемехом, —
И уязвленная земля плоды свои
В священном лоне глубже скрыла. Новый век,
Всех прежних хуже, в недра материнские
Проник, железо отыскал тяжелое
И золото и в руки взял копье и меч.
Меж царств границы пролегли, и новые
Воздвиглись города, и люди алчные
Пошли к чужим жилищам за добычею,
И кров родной мечом им защищать пришлось.
С земли бежала, видя нравы гнусные
И смертных руки, кровью обагренные,
Астрея-дева,[312] звезд краса бессмертная.
Воинственность росла и жажда золота,
И, вкрадчивая язва, самый злой недуг,
Весь мир земной объяла — к наслажденьям страсть;
Ее питают наши заблуждения.
В пороках, накопившихся за долгий срок,
Мы тонем, и жестокий век нас всех гнетет,
Когда злодейство и нечестье царствуют
И одержимы все постыдной похотью,
И к наслажденьям страсть рукою алчною
Гребет богатства, чтоб пустить их по ветру.
Но вот нетвердым шагом, с видом сумрачным
Идет Нерон. Страшусь узнать, с чем он пришел.
вернуться
310
вернуться
311