«Феб-Аполлон — повелитель, прекраснейший между богами!..»
Феб-Аполлон — повелитель, прекраснейший между богами!
Только лишь нá свет тебя матерь Лето родила
Близ круговидного озера, пальму обнявши руками, —
Как амброзический вдруг запах широко залил
Делос бескрайный. Земля-великанша светло засмеялась,
Радостный трепет объял море до самых глубин.
«Зевсова дочь, Артемида-охотница!..»
Зевсова дочь, Артемида-охотница! Ты, что Атридом
Жертвой была почтена в час, как на Трою он шел, —
Жарким моленьям внемли, охрани от напастей! Тебе ведь
Это легко, для меня ж очень немалая вещь.
«Зевсовы дщери, Хариты и Музы! На Кадмовой свадьбе…»
Зевсовы дщери, Хариты и Музы! На Кадмовой свадьбе
Слово прекрасное вы некогда спели ему:
«Все, что прекрасно, то мило, а что не прекрасно —
не мило!».
Не человечьи уста эти слова изрекли.
«Кирн! Пусть будет печать на этих моих сочнненьях…»
Кирн! Пусть будет печать на этих моих сочнненьях.
Их не сумеет никто тайно присвоить себе
Или жалкой подделкой хорошее слово испортить.
Скажет любой человек: «Вот Феогнида стихи.
Родом он из Мегары». Меж всеми смертными славный,
Жителям города всем нравиться я не могу.
Этому ты не дивись, о сын Полипая. Ведь даже
Зевс угождает не всем засухой или дождем!
«С умыслом добрым тебя обучу я тому, что и сам я…»
С умыслом добрым тебя обучу я тому, что и сам я,
Кирн, от хороших людей малым ребенком узнал.
Будь благомыслен, достоинств, почета себе и богатства
Не добивайся кривым или позорным путем.
Вот что заметь хорошенько себе: не завязывай дружбы
С злыми людьми, но всегда ближе к хорошим
держись
С этими пищу дели и питье, и сиди только с ними,
И одобренья ищи тех, кто душою велик.
От благородных и сам благородные вещи узнаешь,
С злыми погубишь и тот разум, что есть у тебя.
Помни же это и с добрыми знайся, — когда-нибудь сам ты
Скажешь: «Советы друзьям были не плохи его!»
«Город беременен наш, но боюсь я, чтоб, им порожденный…»
Город беременен наш, но боюсь я, чтоб, им порожденный,
Муж дерзновенный не стал грозных восстаний
вождем.
Благоразумны пока еще граждане этн, но очень
Близки к тому их вожди, чтобы в разнузданность
впасть.
Люди хорошие, Кирн, никогда государств не губили,
То негодяи, простор наглости давши своей,
Дух развращают народа и судьями самых бесчестных
Делают, лишь бы самим пользу и власть получить.
Пусть еще в полной пока тишине наш покоится город, —
Верь мне, недолго она в городе может царить,
Где нехорошие люди к тому начинают стремиться,
Чтоб из народных страстей пользу себе извлекать.
Ибо отсюда — восстанья, гражданские войны, убийства, —
Также монархи, — от них обереги нас, судьба!
«Город все тот же, мой Кирн, да не те же в городе люди…»
Город все тот же, мой Кирн, да не те же в городе люди,
Встарь ни законов они не разумели, ни тяжб.
Козьими шкурами плечи покрыв, за плугом влачились,
Стадо дубравных лосей прочь от ворот городских
В страхе шарахалось… Ныне рабы — народ-самодержец,
Челядь — кто прежде был горд доблестных предков
семьей.
«Лжет гражданин гражданину, и все друг над другом смеются…»
Лжет гражданин гражданину, и все друг над другом
смеются,
Знаться не хочет никто с мненьем ни добрых,
ни злых.
«Кирн, не завязывай искренней дружбы ни с кем из тех…»
Кирн, не завязывай искренней дружбы ни с кем из тех
граждан,
Сколько бы выгод тебе этот союз ни сулил.
Всячески всем на словах им старайся представиться
другом,
Важных же дел никаких не начинай ни с одним.
Ибо, начавши, узнаешь ты душу людей этих жалких,
Как ненадежны они в деле бывают любом.
Пó сердцу им только ложь, да обманы, да хитрые козни,
Как для людей, что не ждут больше спасенья себе.