Катулл, живший в первой половине I столетия до н. э., был, как Цицерон, по слову Тютчева, "застигнут ночью Рима", то есть сменою республиканского строя единовластием. Когда Цезарь перешёл Рубикон и подходил к Вечному городу, республиканец Катулл встретил его вызывающей эпиграммой:
В этой эпиграмме и других стихах, гневно язвивших соратников Цезаря, - не только политическая позиция юного поэта, но и проявление его характера. Катулл привёз с собою из северной Вероны простодушие и прямолинейность. Впоследствии выпады против Цезаря были милостиво ему прощены. Трудно решить, пренебрегал ли Цезарь колкостями поэта или опасался его едкого языка, но факт тот, что поэтические дерзости Катулла сошли ему с рук.
Обжившись в столичной атмосфере Рима, Катулл вскоре стал центром небольшого, но одарённого кружка сверстников. Стихи, обращённые к Лицинию Кальву и другим друзьям, невольно приводят на память отношение Пушкина к лицейским товарищам. Вообще в темпераменте и многих чертах лирики Катулла замечается сходство с нашим великим поэтом.
Молодые литераторы во главе с Катуллом были увлечены греческой поэзией эллинистической эпохи. Тогда старые ценители литературы недоверчиво называли их "новаторами". Таковыми они и были на самом деле. Сам Катулл переводил александрийца Каллимаха. Но он отдал дань и древнейшей лирике Эллады: перевёл, как уже было сказано, мелический шедевр Сафо, применив впервые на латинском языке "сапфическую" строфу. Он ввёл и другие, новые для римской поэзии, размеры: одиннадцатисложный стих Фалека и "хромой ямб" Гиппонакта. Греческая лирика была для Катулла вовсе не предметом слепого подражания - ему при его одарённости незачем было кому-либо "подражать", - но поэтической школой. В смысле выработки литературного языка и стихотворной техники у поэтов I века до н. э. были и свои отечественные предшественники: драматурги Плавт и особенно Теренций, в течение многих веков считавшийся образцом классической латыни. У сочленов кружка Катулла обязательным считалось превосходное знание стихосложения и стилистики. За Катуллом даже утвердился эпитет "doctus". Но нет ничего ошибочнее такого определения, если принимать его за основную характеристику. У Каллимаха основой поэзии была именно учёность. У Катулла - она лишь средство владения мастерством, а настоящая стихия его лирики - непосредственное чувство, отклик на все явления жизни, особенно личной. Это естественно, поскольку то было время, когда внимание стало пристально сосредоточиваться на индивидуальном, человеческом.
Всё находило отражение в лёгких, остроумных, изящных, порою малопристойных, порою грубоватых, часто едко сатирических "безделках", как любил называть свои стихи их молодой автор. Приходится с грустью подчёркивать молодость поэта: как и многих гениальных людей, Катулла постигла ранняя смерть, - он умер от неизвестной нам причины, едва перейдя тридцатилетний возраст. Может быть, виновата была изнуряющая жизнь, которую вёл Катулл, оказавшись в Риме, - вспомним, какой пример распущенности подавал в свои юные годы сам Цезарь. Но, может быть, причиной быстрого упадка сил была и несчастная, мучительная любовь. То была злосчастная страсть, но благодаря ей Катулл оказался в ряду самых выдающихся авторов любовной лирики.
Стихи, обращённые к Лесбии, отражают все перипетии его любви, о которой даже трудно сказать, была ли она взаимной, и если да, то долго ли. Имя "Лесбия" - поэтический псевдоним Клодии - напоминает нам о далёкой мелике Лесбоса. Лесбия принадлежала к небезызвестной и обеспеченной семье, но сама постепенно скатывалась к неразборчивому разврату, и это доставляло глубокое страдание вольному в стихах, но по существу целомудренному поэту.
Цикл стихов, обращённых к Лесбии или относящихся к пей, вызвал впоследствии, особенно в эпоху Ренессанса, множество подражаний и отражений. Даже в искусственных ренессансовых имитациях лирические стихи Катулла не теряют своего изящества. Следует заметить, что тогда особенно ценились именно "изящные" произведения поэта, - его стихи, где тема любви принимает поистине драматические тона и достигает силы потрясающей, оставались в тени.
В стихах Катулла перед нами проходит, вернее, мелькает повседневность этого просвещённого кружка грекофильствующих "новаторов", беспечных юношей, ютящихся в многоэтажных домах с дешёвыми квартирами, литераторов, у которых "одна паутина в кармане", которым, будучи приглашёнными "откушать", лучше прийти с собственным обедом, приправленным смехом и остротами. Одна из забав - сочинение экспромтов, то, что мы назвали бы "буриме", если бы античность применяла рифму. Стихи Катулла так живы и точны, что чувствуешь себя как будто возлежащим за скудным столом этой весёлой молодёжи. Кружок Катулла - прообраз будущих литературных богем.