Убив Агамемнона и Кассандру, на дворцовую лестницу выходит Клитемнестра. Она уже сбросила лицемерную маску, прикрывавшую ее черную душу, и с гордостью говорит хору аргосских старцев, что зарубила мужа топором: «Стою, где было дело, — где разила я» (1379). Царица надеется, что не навлечет на себя кару богов, поскольку она убила грешника, но ошибается. Боги могут выбрать руку любого, однако руки убийцы все равно будут запачканы. Хор напоминает ей об этом, испытывая отвращение к ее поступку и страх перед ее решением похоронить Агамемнона безо всяких обрядов, угрожает триумфом справедливости и как вызов дважды повторяет имя Ореста.
Орест — изгнанный сын Агамемнона и Клитемнестры. Царице, сошедшейся с Эгисфом, было неудобно держать в доме сына, и она отдала его царю Фокиды Строфию. «Позорно продан, сын отца свободного», — горько вздыхает Орест во второй драме «Хоэфоры» («Плакальщицы») (915). Трагедия начинается радостной встречей брата и сестры. Тайно вернувшийся в Аргос, Орест у могилы отца встречается с Электрой. Орест прибыл по велению Аполлона отомстить за убийство отца. У него нет выбора, ему предписано совершить это, но Эсхил показывает, как нелегко Оресту исполнить волю Аполлона. Напряжение в драме все увеличивается с ростом решимости Ореста сделать этот шаг. Сначала он довольно абстрактно говорит о своей задаче, подчеркивая волю Аполлона и называя убийц отца во множественном или двойственном числе. Хор поет о возмездии, мести, победе. Потом о мести заговаривает Орест (380—385). Хор проговаривается, что не хочет скрывать того, что лежит на сердце: он был бы рад увидеть, «как издыхает ворог, / как и врагиня гибнет». Потом из уст Электры звучит страшное для Ореста слово «мать» (430), выражая самое главное: мало решиться убить убийц отца, ведь жертвой будет мать. Электра и хор рассказывают, как, без обычных погребальных плачей, был похоронен Агамемнон. Побуждая запомнить эти злодеяния, Орест говорит:
Он еще не смеет произнести слово «мать». Как бы желая укрепить решимость Ореста, брат и сестра обращаются к душе усопшего отца. Наконец Орест решается убить мать (550). Не медля, он энергично начинает исполнять свою миссию и убивает Эгисфа. Однако вонзить кинжал в сердце матери у него не поднимается рука. Только после уговоров и напоминаний Пилада о велении Аполлона Орест заставляет себя нанести удар (900—902).
Хор надеется, что Орест завершит цепь убийств (932), и сам Орест обращается к Гелиосу «Солнце, будь свидетелем, / Что право поступил я, смертью мать казнив!..» (988—989). Но может ли быть правым человек, убивший свою мать?! Против Ореста восстают богини мести и угрызений совести эринии. Хор и зрители их не видят, а Ореста они пугают и преследуют. «И замрет ли проклятие рода?» — спрашивает хор последней (1056) строчкой драмы.
На этот вопрос отвечает третья часть трилогии «Эвмениды». Страшно страдающий и по всей Греции мечущийся Орест в конце концов освобождается: его очищает Аполлон и оправдывает учрежденный Афиной суд людей. Так заканчивается череда преступлений и грехов рода. В третьей части выясняется, что трилогия имеет более широкий план, что судьба рода Атридов — не главное.
В прологе Пифия, рассказывая историю святилища в Дельфах, говорит, что в древности здесь давали прорицания хтонические божества, которые даровали Аполлону права и силу оракула. Таким образом, и последняя трагедия, как и вторая, начинается спокойно: из речи Пифии можно догадаться, что никакого конфликта между старыми и новыми богами нет. Однако, когда вошедшая в святилище прорицательница встречает страшных эриний, спокойствие прекращается. Эринии, упрекающие Аполлона за то, что тот покровительствует Оресту, выявляют конфликт трагедии: «Смял всадник юный старицу копытами!» (150). Аполлон, изгоняя эриний из своего святилища, называет их «постаревшими бабами» (69), его речь дышит отвращением. Происходит столкновение старых и новых богов, а Орест в трагедии оказывается орудием этого конфликта. Эринии — древние хтонические богини, Аполлон с Афиной — молодые боги четвертого поколения. Эринии сводят убийцу с ума, высасывают из него жизненные силы и успокаиваются только отведя его в подземное царство, чтобы он там муками искупил убийство (268—269), чтобы суровый судья Аид назначил ему наказание (273). Они уверены, что на земле грехи не отпускаются (381). Эринии мстят только за пролитую кровь рода («Мужеубийство — не убийство кровного» — 212). По мнению Аполлона, любое убийство есть грех (213—224), однако он считает возможным отпущение греха, очищение от вины (205; 578; 728—719).