Вернулись на постоялый двор, плотненько пообедали, перекурили, даже сиесту после трудов праведных себе позволили, в ходе которой и продрыхли мирно до ужина. Ну, я-то больше дремал, да медитировал, но не один ли хрен? Поужинали, курим, да над греками зубоскалим:
— Римляне ведь у кого свой разврат переймут? — риторически вопрошал Серёга, — Разве не у этих культурных гегемонов?
— Но у римлян он будет масштабнее, — заметил Володя.
— Ну, не скажи! Ну, будут оргии в домусах и на виллах отдельных шишек — хрен ли это за масштабы? Пара сотен от силы будет шалить, а весь остальной миллионный город — только судачить об ихних шалостях. И наверняка в сильно преувеличенном виде.
— А по лупанариям шляться тоже одни только шишки римские будут?
— Ну и хрен ли те лупанарии? Тут, можно подумать, борделей меньше! А в храме сколько шлюх? Ну, не тысяча, конечно, это тоже здорово преувеличивают, но несколько сотен реально ведь есть!
— В карфагенском храме Астарты — и то гораздо меньше, — добавил я.
— Вот именно! А у римлян жрицы ихней Венеры разве ж такие шалавы? Да и тоже их там с гулькин хрен! А что мы тут сегодня наблюдали? Если это не массовая «народная» оргия, то что это тогда?
— А римские Вакханалии? — напомнил Васкес.
— Так они когда ещё будут-то? И опять же, у кого переймут? У тех же греков — с Дионисий греческих и будут слямзены! Так что римляне — жалкие подражатели, а греки, получается, по части массового млятства — впереди планеты всей!
— Вдобавок, у римлян Вакханалии будут запрещены, и их участников будут преследовать как тоталитарную секту, а у греков их Дионисии считаются нормальным явлением — солидные замужние бабы — и те участвовать могут, — припомнилось мне, — И кажется, вплоть до христианских времён хулиганить будут…
— Ага, Юлька рассказывала, — подтвердил Серёга, — Да ещё и гомосятина эта…
— Мальчиков видели на ступенях храма среди иеродул-женщин? — напомнил Велтур, — Тоже ведь Афродите своими задницами служат…
— Ага, бисексуалка она у них, получается! — прикололся спецназер, — Римской деревенщине не понять!
— Точно! А я всё башку ломаю, за что Муммий Коринф разрушит! — схохмил и я, — А вот как раз за это — нехрен было рассадник распутства в городе устраивать, гы-гы!
Поприкалывались, поржали, расходимся на боковую, и тут вдруг — ага, на ночь глядя — Меропу принесло:
— Пустишь переночевать?
— Да с удовольствием! Только не рассчитывай сегодня больше, чем на один раз. Ну, разве только с утреца ещё разок…
— Ты думаешь, меня сегодня на большее хватит? Сыта по горло! Нет, ну я тебе, конечно, не откажу, но не рассчитывай сегодня на мою пылкую страсть — я только ноги раздвину и буду лежать бревном, и делай со мной, что хочешь. Но зато посплетничаем мы с тобой сегодня от души! Я ведь, собственно, за этим и пришла…
Ну, насчёт «буду лежать бревном» — это она, конечно, изрядно преувеличила. Нормально дала, хоть и далеко не так, как когда была в ударе. Но — хрен с ней, с той страстью, когда тут такая информация!
— Возвращаюсь я к себе, мои девочки мне тут же таз с водой, подмываюсь хорошенько, потом они меня моют наскоро, обедаю, они тем временем воду мне уже для ванны греют, окунаюсь в неё и балдею — красота! Так что бы ты думал? Старая Фрина ко мне припёрлась! Ах, да, ты ж её не знаешь — сводня она известная, весь Коринф её знает. Когда-то тоже знаменитой гетерой была, но с тех пор лет тридцать уже прошло, и давно уже эта старуха никому и даром не нужна, вот и зарабатывает она теперь сводничеством. И — представь себе только — предлагает мне ПОДЗАРАБОТАТЬ прямо сегодня! Смешно? — я в натуре ржал, прекрасно помня первую половину дня, — Вот и я чуть со смеху в ванне не захлебнулась, да ещё и об её край затылком стукнулась — больно, между прочим! Ну, я решила, что она с похмелья не помнит, что сегодня за день — ведь с тех пор, как мужчины перестали обращать на неё внимание, она стала частенько к кувшину прикладываться. Я приказала девчонкам принести мою тессеру — ну, жетон этот сегодняшний, который мне в храме дали. Сую её ей под нос — не настолько же она допилась, чтобы не вспомнить, что это такое! Тут она расхохоталась — оказывается, она не ТАКУЮ работу имела в виду. В общем, сведения от меня нужны тем, кто ей платит. И как ты думаешь, о ком? Об одном римлянине, некоем Гнее Марции Максиме — представляешь, они все три твоих имени знают, которые и я-то все только с пятого раза запомнила! Но это, конечно, не Фрина мне сказала, а позже уже выяснилось, когда я с нанимателем её встретилась. В общем, ведёт она меня в условленное место встречи — и как ты думаешь, кого я там увидела? Аглею Массилийскую собственной персоной! Девчонке в самом деле велено соблазнить тебя, и срок на это ей дан обычный — десять дней.
— Ну так и что ж ты сразу её с собой не привела? Может быть, она и сегодня уже выполнила бы своё задание, — прикололся я.
— Шутник ты, римлянин! Это должно произойти не тайком, а при достойных доверия свидетелях — лучше всего на симпосионе. Ну, ей, конечно, помогут, но помогут так, что лучше бы не помогали вовсе — организуют симпосион, и тебя на него пригласят, и она там будет, но с такими соперницами, что шансов у неё будет не намного больше, чем у её подруги спартанки. И ей теперь нужно знать о тебе всё, что может помочь ей найти к тебе подход и выполнить задание. Представляешь, она пообещала мне двадцать драхм, если я разузнаю для неё то, что поможет ей! Смешно? Мне тоже было забавно. Но это я редко когда зарабатываю меньше, а для неё ведь это целое состояние. Ну, я сказала ей, что ничего не обещаю, но подумаю. Вернулась домой, поужинала — и сразу к тебе…
Мы посмеялись и принялись намечать и согласовывать, что она расскажет обо мне массилийке накануне судьбоносного для неё симпосиона — эдак через пару дней. И тут — стук в дверь.
— Надеюсь, это не твой ревнивый поклонник из местных? — схохмил я, — Кто по вашим обычаям должен в этом случае прятаться под кровать — я или ты?
— У нас не в обычае ревновать гетер, — пожала плечами критянка.
— Макс, хорош там прошмандовку свою развлекать! — раздалось из-за двери по-русски голосом Володи, — Тут дело, млять, серьёзное!
— Понял! Айн момент! — я махнул гетере рукой, чтоб хотя бы уж чем-нибудь прикрылась чисто символически, сам тогу на плечо накинул — ага, прямо сложенную, некогда разворачивать, лишь бы яйца прикрыла, открываю задвижку, распахиваю дверь, — Ну, рассказывай, где извергается вулкан и какой высоты ожидается цунами!
— За вулкан и цунами не поручусь, но в дом, кажется, пробрался вор. Может, и не к нам, но бережённого — сам понимаешь…
— Ага, бережённого и бог бережёт, сказала монашка, натягивая на свечу изделие номер два. Вор, говоришь? Так, шум не подымаем, имитируем беспечность, но бдим в оба, и если к нам — тихо берём с поличным. Он один?
— Пока-что наши бойцы заметили только одного, но конечно, у него могут быть и подельники. Бойцы выясняют…
По греческим законам хозяин дома имеет полное право убить пойманного в своём доме с поличным вора. Мы, конечно, без крайней необходимости убивать его не будем, но побеседовать с ним — побеседуем, и в его интересах будет запеть соловьём.
Я оделся, Меропа светильник притушила, мы с нашими заныкались в засаде — тихие осторожные шаги в коридоре. Медленно и аккуратно приоткрывается дверь — ага, ко мне — и некрупная фигурка в тёмном плаще проскальзывает в комнату…
— Тссс! — остановил меня спецназер, — Лучше я сам, — и тихонечко скользнул к двери. А оттуда уже шуршание доносится, которым он и воспользовался. Сдавленный крик, шум драки — ну, это громко сказано, какая там может быть в звизду драка у тщедушного воришки-молокососа с матёрым головорезом? Снова сдавленный крик, мы заскакиваем, но, как и следовало ожидать, исключительно для порядка — помощь наша абсолютно не требовалась.
— Шмакодявка, млять! В папирусах твоих рылась! — Володя указал на мою шкатулку для «бумаг», раскрытую настежь, — Кто-нибудь, зажгите эту грёбаную лампу!
— Предательница! — прошипела пойманная, когда так и остававшаяся на моём ложе гортинка сбросила покрывало, высекла огонь и раскочегарила масляный светильник. А я окинул взглядом растрёпанную горе-воровку — симпатичную брюнеточку, кстати, узнал её, переглянулся с гетерой, въехал в расклад и расхохотался.
— Итак, моё скромное пристанище почтила своим визитом сама несравненная Аглея Массилийская! — я даже символические аплодисменты изобразил ради пущего прикола, — Присаживайся и устраивайся поуютнее. Вина?