Выбрать главу

— Ты решила расчистить для подруги пространство? — спрашиваю её шёпотом.

— Да, это её единственный шанс…

Я помог ей привести в небоеспособное состояние и второго, а затем нащупал рукой тугую и округлую ягодицу Аглеи, ухватился покрепче и, преодолевая брезгливость, транслировал свои ощущения театралу. Тот как раз пребывал в растерянности, а рядом — спартанка с нижними выпуклостями пороскошнее, чем у тех исчезнувших мальчиков, да ещё и полностью идентичными им анатомически. Хлопает глазами, раздумывает, затем нерешительно тянет руку, прикасается — млять, неужто прокатит? Усиливаем с соседкой энергетический натиск, я уж чуть ли не в анус ей палец пихаю, а его эфирную руку до половины в эфирную прямую кишку спартанке запихиваю. Смотрим, взялся уже смелее, оглаживает — но нет, опомнился, отдёрнул руку и отшатнулся. Всё-таки мы облажались…

— Это было безнадёжно с самого начала, — утешил я массилийку, перемещая руку от её нижних выпуклостей к верхним, — Мы сделали всё, что могли. Так что ты там говорила о механике?

— Ну, мой отец был главным механиком в Эмпорионе и занимался всеми машинами в городе. Представляешь — ему даже САМОМУ приходилось иногда их чинить. Конечно, свободному и уважаемому гражданину такое не пристало, рабы на то есть, но разве можно доверить тонкий механизм этим тупым варварам? Вернётся отец со службы, рассказывает за ужином о трудностях, так мама вполуха слушает, лишь бы внимание своё показать, а мне интересно было — слушаю и спрашиваю всё, что непонятно. Несколько раз он с собой меня в мастерские городского арсенала брал, и я видела и сами эти машины, и как их ремонтируют…

— Ты хочешь сказать, что и устройство их понимаешь?

— А что тут такого? Вот, смотри, — она вытянула две пряди собственных волос, — Вот здесь я их держу, здесь — закручиваю потуже. Теперь вставь между ними рукоятку вот этой ложечки для мёда и закрути оставшуюся часть до конца — да, вот так, потуже. Я держу свою часть, и больно ты мне не сделаешь. Держишь концы крепко? Теперь смотри, — она оттянула пальцем ложечку на полоборота назад и отпустила, закрученные волосы спружинили, и ложечка завертелась вперёд, — Если бы впереди был упор, а в ложечке камешек, то он бы полетел вперёд…

— Необычные у тебя были увлечения для девчонки, — ухмыльнулся я.

— Да, на меня смотрели как на ненормальную. А мне прясть, ткать и шить было просто скучно. Нет, я всё это умею, и никто ещё не жаловался на качество моей работы, но мне это неинтересно. А уж слушать за веретеном или за ткацким станком все эти женские разговоры о том, кто что и за сколько купил и во что вчера была одета соседка — ну сколько можно об этом говорить? Ведь не целыми же днями! Да я лучше книжку почитаю! Ну, интереснее всего мне было, конечно, про богов и героев, но таких книг у отца было мало, и когда я перечитала их все, взялась и за остальные. Философия тоже интересна, но не так — далека от жизни, хоть и пытается объяснить её…

— Двуногое существо без перьев, — припомнил я платоновское определение человека, и мы с ней расхохотались.

— Весело здесь у вас! — раздался вдруг сзади грудной и томный женский голос, — Дайте-ка, и я к вам присоединюсь! — Федра Александрийская, уже одетая — ну, по сравнению с тем, в каком виде выступала, хотела втиснуться между мной и массилийкой, но аулетрида тут же прильнула ко мне поплотнее и рукой зацепилась за мою. Фыркнув, гетера разлеглась тогда между мной и Володей — и тоже выпуклостями как бы невзначай касается. Типа, сравни и сделай правильный выбор.

— А механика — вполне жизненна, — продолжила Аглея, — Ну, иногда, конечно, и не получается. Отец как-то предложил ещё в Эмпорионе для подъёма воды из речки в городской водопровод сделать винт Архимеда, но бестолковые рабы сделали его скверно, и механизм работал еле-еле и оказался даже хуже прежних водоносов…

— Слишком большая щель между винтом и трубой?

— Ну да, я тогда маленькая была, так моя ладонь туда легко просовывалась. А воде много ли надо, чтобы стечь обратно вниз?

— А цепной подъёмник с ковшами не пробовали?

— Отец предлагал его уже в Массилии — в Эмпорионе после неудачи с винтом Архимеда его новых идей никто не хотел слушать. Но там ведь деревом не обойдёшься, нужно ещё и много бронзы, а она очень дорогая…

— Прямо настолько, что совсем никак неприемлемо?

— Ну, гадесское олово по обычной нормальной цене идёт, но его редко когда достаточно закупить удаётся — почти всё идёт в Рим или в Карфаген и дальше — в Элладу и Египет, и получается, что мимо Массилии. А то олово, что привозят с севера кельты, в три раза дороже гадесского, и его тоже очень мало. А рабов те же самые кельты продают недорого, и проще использовать их. Даже ослы себя не оправдывают — рабы дешевле…

— Аглея, не утомляй нашего римского гостя этими низменными разговорами о рабах и механизмах! — вмешалась александрийка, — Разве за этим мужчины приезжают в Коринф? И о том ли должна говорить с мужчиной красивая и образованная коринфянка? Ну, не сразу о любви, конечно, это было бы слишком вульгарно, но хотя бы уж о высоком искусстве! — ага, и трётся при этом выпуклостями так, что ясно и ежу, на какое искусство она намерена вскоре свернуть беседу.

— Ну, об искусстве — так об искусстве, — покладисто согласился я, — Захожу вчера в лавку бронзовщика Леонтиска, а у него закрыто — он, скотина лысая, говорят, уже пьян! А я так хотел посмотреть его новую Артемиду Охотницу, которую он отлил на днях…

— А я видела её позавчера! — тут же лихо оседлала тему александрийка, — Но что в ней хорошего? Это же просто ужас какой-то!

— Странно, я слыхал — отличная работа.

— Нет, ну он, конечно, искусный мастер, и натурщица ему позировала красивая, но ведь так же нельзя! Это же прямо подрыв устоев какой-то! Будь моя воля — я обвинила бы его в святотатстве!

— И в чём ты усматриваешь святотатство?

— Ну, во-первых, он беззастенчиво отступил от канона. Кто и когда изображал Артемиду полностью обнажённой? И где её лук со стрелами? Всё, что имеет хоть какую-то связь с охотой — это наброшенная ей на ногу львиная шкура. Но когда же это Артемида охотилась на львов? Во-вторых, разве его Артемида — эллинка? Где у него канонический эллинский профиль её лица? Это же варварка какая-то, и разве это не оскорбительно для великой эллинской богини? И как она стоит! В разнузданной вызывающей позе — не в охотничьем смысле, а в эротическом. Поза подчёркивает её телесные достоинства и вызывает вожделение к ней как к обыкновенной земной женщине! Даже Афродиту не пристало изображать подобным образом, а тут — Артемида, никак не связанная с плотской любовью. Так богинь не изображают!

— Ну, красивая женщина разве не должна вызывать вожделение у мужчин?

— Земная женщина, но не богиня. И в-третьих, даже сама красота его модели-натурщицы святотатственна. Она оскорбительна для эллинских женщин!

— И чем же она для них оскорбительна?

— Слишком длиннонога, слишком полногруда, слишком крутобёдра — в общем, слишком красива. И при этом она какая-то — ну, слишком живая, что ли? Так нельзя! По сравнению с ней священный эллинский канон выглядит каким-то бесформенным…

— Ну так тебе-то что до того? Ты и сама не вполне канонична и как-то, я бы сказал, не проигрываешь от этого…

— Верно, но мне это можно — я ведь земная женщина, а не богиня, — гетера явно набивалась на комплимент по поводу своей «сверхбожественной» внешности.

— Тогда что именно тебя оскорбляет в этой работе Леонтиска?

— Но я ведь не о себе говорю, а вообще…

— А «вообще» красивых эллинок статуя красавицы оскорблять не должна, а некрасивым никто не виноват в том, что они уродились такими, а не лучшими. Я же считаю, что хорошая женская скульптура должна формировать у мужчин хороший вкус к женской красоте, и если эта последняя работа Леонтиска хотя бы вполовину такова, как ты мне описала — она должна мне понравиться.

— Ну, я ведь и не говорю, что Леонтиск бездарен. Он, конечно, талантлив, но лучше бы он применял свой талант в общепринятых рамках. Ты ведь уже видел, конечно, его Медузу Горгону? Это же просто ужасно!

— А по-моему — очень даже хороша.

— Так ведь в этом-то и весь ужас! Чудовище, которое должно вызывать страх и отвращение, он изобразил красавицей! А самое ужасное — это её волосы-змеи, которые выглядят как пряди пышных густых волос — таких, какие редко увидишь у эллинок…