На наш взгляд, гораздо ближе к истине находится X. Болдри, выдвинувший гипотезу, согласно которой «Государство» было написано не как «нарративная утопия», но в виде системы общих принципов, формул и предписаний, обосновывающих эгалитарный идеал общины мудрецов, в рамках которой раскрываются главные черты соответствующего природе образа жизни.[689]
Однако приверженность Зенона этому идеалу не означает, что его проект «был революционным» по отношению к существующим в Древней Греции общественным отношениям, выражая по своему социальному содержанию настроения «обедневших свободных, мелких производителей, наемных работников и рабов».[690] Ни Зенон, ни его последователи никогда не выступали с какой-либо аболиционистской программой. Вопрос о рабстве, вероятно, вообще не рассматривался специально в «Государстве», представлявшем собой своеобразную объективацию в политической сфере принципиального для стоиков противопоставления добродетели мудрецов порочности остальных людей, независимо от степени их моральной испорченности и тем более социальной принадлежности (DL., VII, 120). Только мудрый свободен, «тогда как дурные люди — рабы, ибо свобода есть возможность самостоятельного действия, а рабство— его лишение» (DL., VII, 121 — 122, пер. М. Л. Гаспарова; ср.: SVF., III, 353, 355—356, 358).
Такого рода этическая нивелировка основной массы людей в реальном мире составляет контраст абсолютному равенству в идеальной общине, члены которой, подобно пифагорейцам, твердо придерживаются древнего философского принципа «у друзей все общее» (DL., VII, 123— 124).
Надо отметить, что картина идеального полиса ассоциировалась и у самого Зенона, и у читателей его «Государства» не только с данным принципом. Полемика с Платоном всегда имеет как бы двойной подтекст, постоянно вызывая в воображении гесиодовский рассказ о царстве Кроноса. В этой связи нам представляется вполне возможным предположение о том, что в уже приведенном отрывке из сочинения Плутарха об Александре сохранились какие-то отголоски аргументации Зенона, основанной на аналогии между выдвигаемым им проектом и переработанным в духе собственного учения мифом о «золотом веке». В самом деле, сравнение людей со стадом достаточно традиционно и постоянно возникает, например, у Платона в связи с описанием «жизни при Кроносе» (Plato Pol., 271 d — е, 274e; ср.: Legg., III, 680d — e; IV, 713c — d). В зеноновском «Государстве» идея ликвидации храмов, судов и гимнасиев вряд ли отделялась от представления о том, что в древние времена люди жили в согласии и дружбе, не нуждаясь в государственной организации. Почитание общиной мудрецов только бога любви невольно вызывает ассоциации с царством Киприды Эмпедокла.
Во многом аналогичными картине «золотого века» являются и широко распространенные в стоической литературе (начиная с самого раннего периода) представления о «косхмополисе», образ которого был одной из вариаций «социоморфной модели космоса», впервые возникшей в ионийской натурфилософии. Уподобление космоса хорошо управляемому сообществу, полису, граждане которого — звезды (SVF.. I, 99; II, 645; ср.:
III, 314), взгляд на мир как на «общий дом богов и людей или город тех и других» (Cic. De nat. deor., II, 154; De fin., III, 67; Legg., I, 7, 23; ср.: Marc. Aur., IV, 4) отражают общее представление стоиков о божественной природе всех вещей, никоим образом не тождественной, однако, ни внешнему миру природных явлений, ни противоречащим «истинной природе» реальным общественным отношениям в большинстве греческих государств.[691]
В этом плане вряд ли прав М. Поленц, рассматривавший утопию Зенона как мираж, образ счастливого существования людей в далеком прошлом.[692] Вместе с тем, на наш взгляд, нет никакой необходимости приписывать, как это делает, например, X. Болдри, основателю стоицизма «созерцание воображаемой отдаленной эпохи, когда все люди достигнут мудрости».[693] Переведенная на философский язык и воплощенная в образе космополиса концепция «жизни при Кроносе» является для зеноновской общины мудрецов в такой же мере идеальной нормой, в какой последняя выступает в качестве недосягаемого образца по отношению к существующим государственным устройствам и стремящимся их усовершенствовать теоретическим проектам типа платоновского или аристотелевского.[694]
689
В a 1 d ry H. C. 1) Zeno’s Ideal State. P. 7—8, 11 — 12; 2) The Unity... P. 157—158, 161 ; B réhier E. Chrysippe et l’ancien Stoïcisme. Paris, 1951. P. 266 sqq.
690
Simon H. und M. Die alte Stoa... S. 7, 76. — Выдвигая гипотезу о Зеноне-революционере, авторы, однако, вынуждены признать, что он не предлагал ни политической программы, ни путей трансформации существующих отношений и что конкретные экономические и политические детали его утопии вообще не могут быть восстановлены (S. 76). Странным на этом фоне выглядит заявление о соответствии «усилий Зенона» политическим планам Деметрия Полиоркета (S. 7—8).
692
Pohl en ζ M. Die Stoa. Geschichte einer geistiger Bewegung. Bd L Göttingen, 1948. S. 137; Bd 2. S. 75.