Изложенные Онесикритом мнения «гимнософистов» вполне могут, на наш взгляд, рассматриваться как воспроизведение в рамках литературной фикции наиболее существенных черт мировоззрения самого Диогена и его последователей, в частности представления о «мессианском» призвании кинического мудреца, несущего людям слово истины. В этом аспекте отчетливо обнаруживается конструктивная черта кинической утопии, как бы подхватывающей характерный для политической теории IV в. мотив идеального философа-правителя и переводящей его в индивидуалистическое русло. Вставленный в канву философского романа, этот мотив оказался связующим звеном, с помощью которого писателям эллинистической эпохи удалось творчески воспринять и переработать большинство достижений, утопической мысли прошлого.
Утопии Эвгемера и Ямбула, о которых теперь пойдет речь, в немалой степени подтверждают такое наблюдение.
§ 2. ЭВГЕМЕР И ЯМБУЛ
«Священная запись» Эвгемера (340 — 260 гг.) уже давно стала камнем преткновения для ученых, что во многом определяется ее особым местом в истории античной утопической литературы. Из всех раннеэллинистических памятников общественно-политической мысли это произведение по воле случая дошло до нас в степени сохранности, вполне позволяющей выделить его из общего потока незначительных фрагментов и рассматривать как некую «идеальную модель», с которой можно сравнивать другие утопические сочинения, созданные в эпоху Александра и его ближайших преемников.
Вместе с тем характер дошедших до нас в изложении Диодора и других позднеантичных писателей отрывков труда Эвгемера, как правило,, не поддается однозначной интерпретации. Более того, как показывает давний опыт их изучения,[725] исходя из одних и тех же предпосылок, исследователи нередко приходят к диаметрально противоположным выводам. Так, согласно Р. Райценштайну, «Священная запись» является одним из важнейших симптомов ориентализации греческой мысли в эллинистический период.[726] Р. Пёльман же сделал ее анализ центральным пунктом своей пристрастной критики марксизма, пытаясь установить соответствие правительственных учреждений эвгемеровской утопии «идеалу новейшего социализма».[727] Напротив, Г. Браунерт рассматривал «Священную запись» как «свидетельство раннеэллинистической политической теории», разрабатывая которую Эвгемер «стремился к компромиссу между полисом и монархией во вновь возникавших крупных территориальных государствах».[728]
На первый взгляд последняя трактовка противоречит мнениям большинства античных авторов, считавших Эвгемера прежде всего создателем оригинальной теории происхождения веры в богов, согласно которой олимпийские боги и их предки {например, Уран) первоначально были выдающимися людьми— завоевателями и правителями, законодателями и полководцами, удостоившимися божественного статуса за свои благодеяния или же учредившими свой собственный культ (Diod., VI, 2; VI, 1, 6; V, 46, 3; ср.: Sext. Emp. Adv. Math., IX, 17, 51; Plut. De Is., 23).
Исходя из этого широко распространенного мнения, Э. Роде писал об Эвгемере как об авторе, «воздвигавшем совершенный утопический роман о путешествии в качестве роскошных входных ворот, ведущих в пустыню его собственного прагматизирующего искажения мифов».[729] Многие сохранившиеся отрывки «Священной записи» также явно указывают на то, что рационалистическое толкование традиционной мифологии было, по-видимому, основной причиной создания этого произведения.[730]
Но даже если Эвгемер не был утопистом в собственном смысле этого слова, его сочинение является не менее ценным источником сведений об утопической мысли эллинизма по сравнению с трудами Феопомпа, Гекатея, Онесикрита, Мегасфена и др.[731]. Кроме того, сам факт эклектического заимствования Эвгемером многих деталей своего рассказа из появившейся в конце IV — начале III в. обширной литературы, посвященной описаниям жизни «варварских народов», на наш взгляд, не только не является доводом в пользу отсутствия в «Священной записи» самостоятельной политической концепции, но не может даже свидетельствовать о полной зависимости ее автора от этой литературы.
725
Первыми заслуживающими внимания работами об Эвгемере являются диссертации И. Лундбланда и О. Сироки (L u n d b 1 a n d J. De Euhemero: Diss. I. II. Academica Londini. Gothorum, 1801; Sieroka O. De Euhemero: Diss. Regimonti. Pr., 1869).
726
Reitzenstein R. Hellenistische Wundererzählungen. Leipzig, 1906. S. 17 ff.; ср.: Reit zen s te in R. Die hellenistischen Mysterienreligionen. Leipzig; Berlin, 1910. S. 3 ff.
728
B ra unert H. Staatstheorie und Staatsrecht im Hellinismus// Saeculum. 1968. 19. S. 59, 66.
729
Roh de E. Der griechishe Roman... S. 237; Edelstein L. The Idea of Progress... P. 140; см. также: Jacoby F. Euhemeros//RE. 1909. Bd VI/I. Sp. 952 ff., 962; Трофимова M. К- Утопия Эвгемера / Пер. с древнегреч., вступ. ст., // История социалистических учений /Под ред. Л. С. Чиколини. М., 1986. С. 271 и сл.
730
На наш взгляд, попытка Д. Фергюсона доказать, что Эвгемер был первым подлинным утопистом, автором «в определенном смысле первой утопии», ответственным сза поворот политической теории от своей наиболее очевидной практической задачи исправления существующих политических отношений к разработке идеала, о котором люди могут только мечтать» (F е г-guson J. Utopias... P. 104—105), противоречит как исходному замыслу «Священной записи», так и разработанной в ней политической концепции.
731
В стороне остается важный вопрос о причинах, побудивших Диодора Сицилийского к собиранию памятников, рассматриваемых теперь как утопические, а также о характере и степени тенденциозности их переработки, поскольку все эти моменты выходят за хронологические рамки нашего исследования (об этом см.: Р а V a η М. Osservazioni su Diodoro, Polibio e la storiografia ellenistica // Aevum. 1987. I. An. LXI. P. 20—28; Sordi M. Diodoro e il ”dopo Alessandro” // Ibid. P. 29—36).