Все указанные тенденции и черты общественного развития, способствовавшие укреплению рабовладельческой демократии, создали экономические и социально-политические предпосылки для необычайного культурного расцвета.[117] Решающее значение в этом плане имел огромный прогресс политических и личных свобод по сравнению как с всеобъемлющей системой жестких,, не допускающих отклонения от установленных норм мелочных предписаний, регулирующих жизнь примитивных обществ дописьменной эпохи, так и бюрократической регламентации, характерной для государств Древнего Востока.
Повсеместное применение рабского труда[118] давало гражданам не только необходимый досуг для активного участия в решении государственных дел, но и открывало возможности для реализации интеллектуальных потребностей в самых различных сферах культуры. Последнему немало способствовали отсутствие в Древней Греции жречества как особой корпорации, обладающей монополией на «производство идей», относительно слабая роль традиционных религиозных представлений в регулировании повседневного поведения.[119]
Широкое развитие политических и культурных контактов между полисами, а также между греками и другими древними народами, достигшими высокого уровня цивилизации, расширяло умственный кругозор, вырабатывая активное отношение к жизни, предприимчивость, склонность к восприятию полезных изобретений и новшеств.[120]
Возникновение нового общественного и духовного климата, поощряющего творческие достижения на самых различных поприщах, стимулировалось и «агональным характером» греческой культуры, ведущим свое происхождение от гомеровской эпохи из образа жизни аристократии и распространившимся в процессе демократизации на другие социальные слои.[121] При всем огромном значении агона (т. е. духа соревнования; соперничества, постоянной борьбы за первенство) в самых различных сферах жизни греков нас интересуют прежде всего его политические аспекты, связанные с той ролью, которую он играл в реальной политической практике, значение, какое он имел для развития философии вообще и рационалистической утопии в частности.
Известно, что важнейшим оружием демоса в борьбе с аристократией явилось требование записи и кодификации правовых обычаев и норм. Реализация данного требования превращала «божественное» установление (θέμις) в человеческое — закон (νόμος), который «приобрел характер рациональной правовой идеи, подлежащей обсуждению».[122]
Полисная демократия, предоставлявшая каждому гражданину право высказывать свое суждение о законах, политических вопросах вообще, закрепляла принцип свободы критики и борьбы мнений. Уверенность в том, что «истина рождается р споре», стала у греков необходимым условием постановки и решения политических, юридических, философских и нравственных проблем.[123] Традиция прямой демократии в политической системе, небольшие размеры самих полисов, ограниченная численность гражданского коллектива усиливали указанные выше тенденции, закрепляя их на идеологическом и социальнопсихологическом уровнях. Философия и рациональная политическая теория едва ли смогли бы вообще возникнуть вне созданного полисом духовного климата, самого «стиля» полисной жизни.
Во всяком случае, трудно ставить под сомнение справедливость положения о неразделимости «диалога, диалектики и античной демократии»,[124] учитывая ту роль, которую в жизни древних греков играли ораторское искусство, живая речь вообще, становящаяся, по образному выражению Ж.-П. Вернана, «политическим орудием по преимуществу, ключом ко всей власти в государстве .. ,».[125]
В архаическую и классическую эпохи полисная идеология, безусловно, была основой, ядром общественной мысли, общественного сознания в целом. О воздействии полисной идеологии на формирование ранней античной философии вполне убедительно свидетельствуют уже космологические идеи досократиков. В научной литературе многие десятилетия продолжается дискуссия о том, насколько данные идеи обязаны своим происхождением древним космогоническим мифам, и в какой мере они отражают процесс становления рациональной картины мира. По многим аспектам этой дискуссии трудно прийти к определенному заключению из-за незначительности дошедших до· нас философских фрагментов VII — VI вв. В настоящее время многие исследователи разделяют точку зрения, обоснованную еще в 30-е годы В. Йегером и Р. Мондольфо, согласно которой появление «социоморфной модели космоса» у философов милетской школы было результатом проекции на природу принципов, сформировавшихся в русле общественно-политических (гражданско-правовых) отношений.[126]
118
Кошеленко Г, А. О некоторых проблемах... С. 49—69; см. также: Ruschenbusch E. Zur Wirtschafts-und Sozialstruktur der Normalpolis // ASXSP. Classe di Lettere e Filosofia. 1983. Ser. III. Vol. XIII, 1. S. 171— 194.
120
К этому периоду относятся заимствования у лидийцев чеканки монеты и у финикийцев — алфавита, ставшего основой системы письменности, доступной практически каждому гражданину полиса. Обширный материал, характеризующий изменения, составившие фон для культурного переворота, приводится в кн.: Зайцев А. И. Культурный переворот... Гл. I. § 2—3; см. также: Muller H. J. Freedom... Р. 102—103, 156—158. Подробнее см.: Зайцев А. И. Культурный переворот... Гл. II; Кошеленко Г. А. О некоторых проблемах... С. 45; Verna nt J.-P. The Origins of Greek Thought. P. 46—47.
123
McCullagh P. E. The Meaning of Nomos in Greek Literature and Thought from Homer to Aristotle. Chicago, 1939.
126
Jaeger W. Paideia: The Ideals of Greek Culture. Vol. 1. Archaic Greece. The Mind of Athen. 2nd ed. New York, 1945. P. 110 sqq.; Mon do 1-f о R. Problemi del pensiero antico. Bologna, 1936.