Последовательно развивая указанную точку зрения, Ж.-П. Вернан видит основу возникновения греческой философии в самом процессе «секуляризации политической мысли».[127] Несмотря на очевидное преувеличение, такая постановка вопроса позволяет понять важнейшую сторону генезиса рационалистической утопии в. Древней Греции. Возьмем, например, знаменитый (единственный из дошедших до нас) фрагмент Анаксимандра: «А из каких (начал) возникают вещи, в те же самые они уничтожаются, согласно необходимости. Ибо они несут наказание и получают друг от друга возмездие в установленный срок времени» (В1 D-К). Присущий данному фрагменту налет «архаического синкретизма», обнаруживающий связь с мифопоэтической традицией, не скрывает вместе с тем в себе какого-то особого теологического подтекста.[128] Милетский философ очень образно сформулировал принцип законосообразности природы, вероятно, взяв в качестве аналогии судебную процедуру в полисе.[129]
Подобно привлеченным к суду на агоре людям, все вещи в мире как бы находятся перед судом вечной справедливости, неся наказание и получая возмездие за нарушение «божественного закона». «Эта имманентность закона возмездия в человеческой сфере, — отмечает Р. Мондольфо, — приводит Анаксимандра к мысли о такой же имманентности во всей природе», к: идее «универсальной законности».[130]
В конечном счете концепция космической справедливости как нравственно-правовой нормы, принципа правосудия основана на аналогии между космосом и государством, а также на представлении о человеке как элементе, частице космоса, целиком подчиненной его законам. Такой взгляд на природу вещей имеет ярко выраженную этическую направленность. В античном общественном сознании и политической мысли. связь этики и политики отражала нерасчлененность государства и общества, редкое для ранних ступеней развития цивилизаций единомыслие внутри гражданской общины. «В социальнопсихологическом плане чрезвычайно важно, что ни в одной прежней общине других типов чувство солидарности ее членов не было так сильно, как в полисе; полисная солидарность была одновременно и правом и обязанностью граждан, вплоть да того, что они в массовом порядке, не на словах, а на деле... ставили интересы полиса выше личных или узкосемейных».[131]
Принятие и обсуждение законов народным собранием вовсе не противоречило в сознании большинства греков мысли о неотделимости человеческих законов от «священной справедливости». В эпоху кризиса полиса такая внутренняя связь справедливости и закона нашла всестороннее отражение в утопической мысли. Так, развивая идеи Сократа об объективной природе справедливости, Платон видел ее идеальное воплощение как в космической по характеру иерархии в проекте, нарисованном в «Государстве», так и в совершенной системе законодательства в проекте «Законов».[132] По замыслу же главной героини комедии Аристофана «Женщины в народном собрании» Праксагоры, задуманный ею «коммунистический эксперимент» в Афинах мог быть осуществлен только в результате политического переворота путем принятия экклесией нового закона, передающего женщинам всю полноту власти.
Далее на конкретном материале мы увидим, что «парадокс» большинства античных утопических проектов заключался в: том, что в их рамках были доведены до крайности, до абсолюта (а подчас и до абсурда) основные черты полисной идеологии,, в том числе абсолютизация роли закона, его «обожествление». Чем радикальнее выглядели эти проекты по форме, тем более выступали на передний план их глубоко консервативные содержание и направленность.
Поэтому для античной утопии в неменьшей степени, справедлива характеристика, данная К. Марксом «фундаментальному заблуждению» утопистов нового времени. Объектом критики было прежде всего «непонимание необходимого различия между реальной и идеальной структурой буржуазного общества и вытекающее отсюда желание предпринять совершенно излишнее дело: претворить опять в действительность само идеальное выражение, просветленное ... и самой действительностью как таковой из себя отбрасываемое рефлектированное отображение [этой же действительности]».[133]
128
Rozanskij I. Le cosmos et l’homme dans la philosophie présocratique // La philosophie grecque et sa portée culturelle et historique. P. 40; Рож a некий И. Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М., 1979. С. 142—143. — В интересующем нас аспекте подробный анализ этого фрагмента дается в кн.: Кессиди Ф. X. От мифа к логосу. С. 127—129.
129
Jürss F. Von Thaies zu Demokrit. Leipzig, 1977. S. 60; Geschichte de? wissenschaftlichen Denkens im Altertum. Berlin, 1982. S. 178.
130
Μ ο n d о 1 f о R. Problemi... P. 37—38, P. 71. См. также: McClintock G. S, Anassimandro e la ’’parola orfica” // PP. 1985. Fase. CCXXIII. P. 264—266; Зайцев A. И. Культурный переворот... C. 196.
131
История древнего мира. T. II. С, 21; см. также: Кр ивушки гТ Т. Проблема государства и общества в домарксистской мысли. Л., 1978 С. 20—21.
132
Verna nt J.-P. 1) Myth and Society in Ancient Greece. London, 1980, P. 86—87; 2) The Origins of Greek Thought. P .53; Jaeger W. Die griechische Staatsethik in Zeitalter des Plato. Berlin, 1924.